Состояние у него нормальное, насколько это возможно. Честно. Говорить, правда, ещё пару дней не сможет. Сил нет. Врачи просят его не беспокоить. Как отойдет немного, позвонит обязательно.
Я тогда испугалась ужасно. В голове не укладывается, как средь бела дня…
Опускаю ладонь пониже, поглаживаю животик. Человечек в нем тоже за папу переживает. Мне так жаль, что его путь в этом мире так начинается. Судьба бьет наотмашь.
Понимаю – нужно перестать себя накручивать, но как это сделать?!
– Это не первое на него покушение, – говорю утвердительно. – Что у вас случилось? Ты поэтому охрану ко мне приставил? Почему не рассказал, когда приезжал в прошлый раз?
– Пугать беременную девушку? Ты за кого меня принимаешь? – Наиль бровь вскидывает. – Ро, ты умница. Но ничем помочь не можешь в наших делах, так зачем волновать тебя лишний раз? Охрану я приставил, потому что Марат попросил. Я и сам бы, конечно, но он за тебя переживал. И, как оказалось, не зря.
– Вы нашли того, кто стрелял?
Боюсь услышать отрицательный ответ на свой вопрос. К моему облегчению, Наиль кивает.
– Кто это был?
Наступает долгое молчание. Он смотрит мне в глаза, давая понять, что вопрос услышал, отвечать не желает.
– Марат сказал, что Закиров мертв, – предпринимаю ещё одну попытку.
– Ох, детка, не так всё просто. Многим твой муж.. – ударяет себя ладонью по лбу, – прошу прощения, бывший муж, посреди горла стоит. Позавчера Ильяс постарался.
Заметив гримасу ужаса на моем лице, Наиль несколькими шагами палату пересекает и достает для меня бутылочку с водой из тумбочки.
– Маленькими глотками, – вкладывает мне её в руки, предварительно крышку немного раскрутив.
Боль от разочарования особенная. От неё мир меркнет, теряя свои самые яркие краски.
Я всегда за Марата, искренне считала, что наличие родственников – это благо. Мне самой их до слез не хватало.
После последнего визита Ильяса до меня доходить начало, что он несет за собой негатив, но не представляла, до какой степени.
Разочарование до тошнотворного отвращения.
– Это из-за денег? Он хотел, чтобы все перешло по наследству к Таиру Маратовичу?
Мой мозг отторгает подобные схемы, но других причин я и вовсе не вижу. Они ведь дружили…
А их дядя?! Его бы тоже Ильяс заказал?
Морщусь от одной мысли о такой бесчеловечности.
– Ро, там не стоит копаться. Он больной завистливый ублюдок. Пытаться его понять – гиблое дело. Тебе вообще следует поменьше думать о них. Уверяю тебя, больше он не побеспокоит, – стальные нотки придают словам безаппеляционности. – Ближайшие несколько месяцев придется ещё немного проявить бдительность, а после будете жить, как сами захотите, – смягчается, опуская взгляд на мой живот.
– Яснее не стало, – бурчу в ответ.
Он прав, я бы места себе не нашла, скажи он мне об опасности. Понимала – что-то происходит, но лишь увидев рубцы на лице Марата, осознала весь масштаб этого ужаса.
– Если вы знали, что опасность грозит…, – тру щеки. Слез столько, что я забывать про них начинаю.
– Малышка, убрать можно любого. Дело лишь в заинтересованности вопросом и в финансировании. В остальном, уверяю тебя, сплошное бессилие, – разводит руки в стороны, словно каясь. – Марат знал, на что идет.
Сколько ещё оттенков у бессилия?! Я ненавидела его за предательство, а сейчас всё готова отдать, лишь бы он был жив.
– Он ведь ничего плохого не сделал! Я понимаю, деньги большие, но это не повод…, – обхватываю лицо руками, стараюсь дышать глубоко.
– Рорик, ты девочка, – поправив брюки, Наиль опускается на корточки перед моей постелью. Снизу вверх мне в глаза заглядывает. – Вам не нужно в это дерьмо погружаться. Предвосхищая твои следующие слова, уточню. Дело не в доверии. Это проявление заботы, хотя на первый взгляд так и не кажется. Есть вещи, знать о которых небезопасно. Хотя бы для морального спокойствия. Могу заверить, когда тебе Марат казался отчужденным, он просто не хотел тебя расстраивать и погружать в ту грязь, что вокруг происходит ежедневно. С такими тварями дело иметь приходится, ты не представляешь, к счастью. Невольно жестче становишься. Матереешь.
– А как же поддержка?
– Находясь рядом, ты её оказывала, – растирает ладонью щеку, покрытую темной щетиной, будто проверяет, не пора ли бриться. – Мы с тобой знаем – Марат очень сложный, тяжелый человек. Другой не выжил бы в нашей среде. Херни понаделал он немало, но я тебя очень прошу – сына его не лишай. Иначе он окончательно с катушек слетит. Немного подлатают, и вы поговорите. Заодно уговори его рожу поправить, чтобы мелкий его не пугался. Тебя этот придурок послушает.
– А ещё повреждения? – я видела руку, наверняка и другие есть…
Ком, образовавшийся в горле, не могу проглотить. Ещё немного, и начну задыхаться.
Мне наплевать на эстетику, хочу знать, в каком он состоянии находится!
Человеческая жизнь – наивысшая ценность. Иначе никак.
В интернате, когда гасили толпой одного, и то останавливались, видя пограничное состояние. А тут брат… Родная кровь! Как такое возможно?!
– Я не проверял, но, думаю, по части потенции проблем не должно быть. Если он, конечно, не разучился пользоваться… после вашего развода, – отшучивается, поднимаясь на ноги.
Бесит его нежелание рассказывать!
Каждый самостоятельно делает выбор, что помнить – хорошее или плохое. Любовь или боль.
Несмотря на то что Марат преподнес мне непомерную боль, в моменте я вспоминаю другое. То время, когда мы вдвоем были счастливы.
Если он… Если с ним случится непоправимое…
Страшно в своих мыслях озвучить, а пережить и вовсе навряд ли смогу. Мы даже не поговорили. Дело не в том, что я простить хочу. Всё сложнее. Вопрос особого приоритета.
Ценность человеческой жизни.
В изнеможении глаза прикрываю.
– Гимаев, проваливай! – со стороны двери раздается сухой голос Марата.
Глава 38
– Боится, вдруг ты меня выберешь, – усмехается Наиль. В отличие от оцепеневшей меня, он щадить друга не намерен.
Марат с трудом делает шаг в нашу сторону.
От ужаса в ушах начинает невообразимо шуметь. Зачем он приехал, да и как смог добраться?! Наиль же сказал…
Боже…
