дверью:
– Пашенька, доченька, я тебе полотенце принесла…
– Это мама…– испуганно шелестит Линка и начинает метаться по предбаннику тогда, когда я хватаю банный веник и прикрываю им член.
Паулина
– Пашенька, доченька, я тебе полотенце принесла… – доносится мамин голос из-за двери, ручка которой сразу начинает требовательно дергаться.
Меня ошпаривает паникой похлеще кипятка.
Боже, только не это!
Встречаемся с Пашкой глазами, и они у него такие же огромные, как у меня. Невольно кошусь на кое-что еще большое, что есть у Волкова, и чувствую, что близка к обмороку от перспективы, что сейчас его первичные половые признаки увижу не только я, но и моя собственная мать!
– Это мама…– шепчу испуганно непослушными губами.
В крови взрывается адреналин. Начинаю метаться по предбаннику, не зная куда бежать и за что хвататься. Паша же так и стоит столбом, лишь гордо прикрыв стратегическое место березовым веником! Он реально так собрался мою мать встречать?!
– Пашуль, дочка, открой! – недовольно ворчит мама, продолжая дергать ручку двери на себя.
– В парную! Быстро! – беззвучно артикулирую Волкову, толкая его в сторону стеклянной матовой двери.
Распахиваю ее настежь, и легкие напрочь выжигает повалившим оттуда паром. Кажется, на моем лице ожог! Глаза слезятся от нестерпимой температуры. Кто ж так топит?! Дядя Ваня решил нас сварить?!
– Э-э…– слабо сопротивляется Пашка, не горя желанием туда заходить.
Но выбора у нас нет. Заталкиваю его внутрь и захлопываю за ним стеклянную дверь.
– Иду, мам! – кричу и бегу открывать.
– Ты что так долго, Паш? Я уж волноваться начала. Случилось чего? – причитает мама, заходя в предбанник. – А то Ваня вечно натопит как не в себя. Мало ли, зашла да в обморок упала. Баня – дело такое, все может быть. Простыни вот, шапка, – начинает деловито раскладывать на скамье банные принадлежности, пока я, заметив валяющиеся на полу Пашкины штаны, незаметно ногой отпихиваю их под стол.
– Еще кедровое масло принесла. Очень иммунитет укрепляет. Мыло дегтярное, маска для волос. Тетя Оля дарила. Чудо как хороша! Медок вот. Знаешь, какой вкусный? От Афанасия Никитина, баб Марфа передала. Соляной шар, его надо над печкой подвесить. Сейчас… – и поворачивается к стеклянной двери.
В панике кидаюсь ей наперерез.
– Я сама! – выхватываю несчастный шар из маминых рук.
Она смотрит на меня с легким недоумением, но никак не комментирует мою подозрительную порывистость. Захожу в парную с этим проклятым шаром. А Паша там уже весь бордовый и блестит от пота так, будто вся жидкость, которая была у него в организме, теперь снаружи, а не внутри.
Господи, хоть бы не сварился…
– Быстрее там, – выразительно артикулирует он и жестом показывает, что еще пара минут и ему конец.
Киваю и выбегаю обратно в предбанник.
– Мам, спасибо. Тебе, наверно, пора? – с надеждой спрашиваю и мысленно молюсь.
– Ой, да что там делать? Каждые праздники одни и те же разговоры за столом, – беспечно отмахивается мама. – Я, Пашенька, по тебе соскучилась, по доченьке моей. Поболтать хочу, посекретничать, – подходит и крепко обнимает меня, добродушно улыбаясь.
– Мам, я…– мямлю в ответ, судорожно пытаясь что-то придумать. Но ничего в голову не идет.
Кошусь на дверь парной. Боже, Пашка сейчас сварится там!
– Дочь, ты мне скажи, как вы с этим Павлом уживаетесь? – тем временем заговорщическим тоном интересуется мать. Брови ее хмуро встречаются на переносице. – Нет, он вроде бы хороший мальчик, но, знаешь… Я заметила, так смотрит на тебя… Плотоядно прямо, – произносит настороженно, – неспокойно мне теперь. Вот уж точно, как волк на зайца. Того и гляди, съест. Скажи честно, не приставал к тебе? – и пытливо заглядывает мне в глаза.
Чувствую, что иду пятнами. Прикусываю нижнюю губу.
– М-м, нет, – медленно качаю головой, – у нас все хорошо…
– Да? – мама будто не верит. – А друзей не водит? Девочек? Не пьют они там? – допытывается мамуля.
– Мам, нет! Не пьет он! И мы почти все время вдвоем, – ляпаю, не подумав, так как снова кошусь на дверь в парную.
Пашенька, родной мой, ты живой там?!
– В каком смысле вдвоем? – переспрашивает бдительная родительница.
– Мам, я помыться уже хочу, тебе пора! – чуть ли не плачу от нервного напряжения.
Обнимаю ее за плечи и подталкиваю к выходу, но она выворачивается из моих рук. Вот же…!
– Да я думаю, может, с тобой попариться, Пашуль? – смеется, а у меня сердце останавливается. Что?! Нет!!! – Веничком отходишь меня?! У тебя хорошо получается.
– Мама, нет! Не раздевайся! – испуганно ору в голос, когда моя мать стремительным движением стягивает с себя кофту и остается в одном бюстгальтере.
Мама замирает от неожиданности с кофтой в руках. И тут громко распахивается стеклянная дверь.
– Здравствуйте, Ольга Валентиновна, – хрипит пунцовый потный Паша, прижимая березовый веник к паху.
У мамы становится такое лицо, будто у нее сейчас из орбит вывалятся глаза.
– Извините… – бормочет Волков страдальческим тоном, уставившись на пышную грудь моей матери, и резко отворачивается всем корпусом, повернувшись к маме голым задом.
Мама сипит в протесте что-то невразумительное, а я и вовсе теряю дар речи.
– П-простите… – снова нелепо извиняется Паша и быстро разворачивается. Зажмуривается и на ощупь пятится к скамье.
– Мам, мы встречаемся, – пищу я тонким, не своим голосом, – вот хотели под куранты сказать. Сюрприз вам устроить…
Мама переводит на меня невидящий взгляд. Моргает, отмирая, и быстро начинает надевать кофту обратно, путаясь в рукавах. Пашка плюхается голой задницей на лавку. Берет в стопке рядом одну из простыней и обматывается ею с ног до головы. Мне хочется сквозь землю провалиться, но я продолжаю мужественно стоять.
– Вв-вам уу-удалось…ус-строить сюр-рприз, – заикается мама. – Ну, дети… Ну вы даете…– ворчит растерянно, а потом вдруг начинает хохотать, заливисто и заразительно. – Ой, конспираторы-ы-ы! Что ж сразу не сказали!? Сюрприз у них, ежкин кот! А я тут стою, рассказываю, что больно странно переглядываетесь и вообще…о-о-ой! – машет на нас руками. – Пойду, остальных повеселю сюрпризом вашим. Это ж надо, чуть при зяте не разделась! Доскрывались! Давайте, не задерживайтесь тут…
Продолжая смеяться, мама оставляет нас одних.
Переглядываемся с Пашей.
– Она сказала «зять»? – растерянно переспрашивает он.
– Ну это же родители! – закатываю глаза. – Думаешь, выйдешь сухим из воды после того, как засветил свой голый зад? – говорю в шутку.
Нервная дрожь до сих пор гуляет по телу. Не понимаю, чего мне хочется больше – плакать или смеяться. Вот это стресс!
Пашка поднимается с лавки, подходит ко мне вплотную и шутливо поддевает пальцем кончик моего носа.
– А прикольно звучит, основательно. Зять! Хоть бороду отращивай и клетчатую рубашку
