организовать доставку и проследить за тем, чтобы это было сделано до весны – с этим необходимо было спешить, пока держались морозы[1053].
Нельзя также забывать, что в период навигации Ревель находился под защитой кораблей Балтийского флота. В частности, в марте 1720 г. на 10 кораблях ревельской эскадры («Перл», «Уриил», «Вархаил», «Седафаил», «Ягудиил», «Британия», «Рандольф», «Эсперанс», «Самсон», «Лансдоу») имелось 448 пушек, в том числе 166 пушек 18- и 12-фунтового калибра[1054]. В самой ревельской крепости находилось 593 пушки, 12 гаубиц и 26 мортир. Кроме того, в гавани имелось 136 пушек, на батареях – 74 пушки и 9 мортир, в цитадели – 46 пушек и 2 гаубицы, «на косе» – 75 пушек и 8 мортир[1055]. Таким образом, Ревель в 1720 г. защищало 981 орудие, а с учетом корабельной артиллерии – 1429 орудий.
Однако само состояние ревельских укреплений оставляло желать лучшего. В частности, генерал-майор А. Де Кулонг, посланный осенью 1720 г. осматривать фортификационные укрепления Ревеля, пришел к выводу, что «цитадель и батарея совсем худы, понеже оные строены на ящиках и свай мало вбито, и каменья из-под ящиков вывалились…»[1056], т. е. строительство новых укреплений оказалось неудачным проектом.
Тем не менее Ревель, являвшийся передовым морским форпостом России, был хорошо оснащен артиллерией и успешно (как будет показано ниже) справлялся с возложенными на него задачами. Его гарнизон в конце Северной войны, по сообщению французского посланника Кампредона, состоял из 7000 матросов, 6000 человек гарнизона, а в окрестностях города находилось более 15 000 человек[1057].
Санкт-Петербургская крепость
После Полтавы, когда российская армия перешла в наступление в Прибалтике и Финляндии, для осады крепостей часть артиллерии брали в Санкт-Петербурге. В частности, в начале сентября 1709 г. Ф. М. Апраксин отправил из Санкт-Петербурга в Нарву (скорее всего, для осады Ревеля) 15 пушек 24-фунтового калибра и 20 пушек 18-фунтового калибра[1058]. Вполне возможно, что эти 35 пушек были взяты из Санкт-Петербургской крепости. Во всяком случае в 1710 г. общее количество пушек в ней уменьшилось до 291 (к 4 пушкам не было зарядов, а всего было 63 160 ядер). Кроме этого, на вооружении состояло 29 мортир, 3 гаубицы (9937 бомб) и 78 мортирцев 6-фунтового калибра[1059].
В 1711 г. санкт-петербургский генерал-губернатор А. Д. Меншиков потребовал усилить артиллерийское вооружение Санкт-Петербургской крепости. В запросе из Санкт-Петербурга, направленном в Приказ Артиллерии, просили отправить 58 медных пушек (в том числе 30 тяжелых), 44 чугунных (из них 24 тяжелых), 18 мортир, 2 гаубицы, 100 мортир 6-фунтового калибра изобретения В.Д. Корчмина, 2000 бомб, 50262 ядра, 50000 гранат, 7800 пудов пушечного пороху[1060]. Вскоре Е. Зыбин сообщил Я. В. Брюсу, что «сего июня в 15 день, в Приказ Артиллерии писано, дабы, пушки и мортиры медные, которые есть налицо, отпустить немедленно, а которых припасов налицо нет, и то во артиллерии готовить с поспешением»[1061]. Всего было приказано отправить в Петербург 8 пушек медных и 2547 пудов пушечного пороху, а также изготовить 20 пушек медных, 21 мортиру, 2 гаубицы, 50000 гранат, 27 пудов пушечного пороху[1062]. Здесь, правда, отсутствует указание на тяжелые медные пушки, а за чугунными орудиями нужно было обращаться на Олонецкие заводы. Были ли эти орудия присланы в Петербург, пока остается неясным, однако в 1712 г. в крепости находилось 374 орудия (340 пушек и 34 мортиры)[1063]. Но в следующем году количество пушек уменьшилось до 282 (к ним имелось 40 497 ядер). Кроме того, на вооружении крепости состояло 4 мортиры и 79 малых мортирцев[1064].
В 1712 г., когда основные силы корпуса Ф. М. Апраксина отправились в финляндский поход, защита Санкт-Петербурга была возложена на генерал-майора И. И. Бутурлина. Тот выступил из Москвы 9 июня с тремя полками (Гренадерским, Московским и Вологодским), причем Федор Матвеевич просил «к нам отпустить полки, которые есть с тобою наперед, а имянно Гранодерский, и Московский и Вологодский без умедления, а сам изволь дожидатца Нижегороцкого»[1065], однако И. И. Бутурлин не сделал этого, более того, сильно задержался в дороге.
11 июля адмирал писал генералу, что у него нет возможности ждать его прихода, и он выступает 15 числа, и требовал выслать к нему хотя бы два полка («а имянно Гранодерский и при нем один который справнее»). Тут же он пояснял, что вызывает у него основное беспокойство: «при Санкт-Питербурхе никакова командира не осталось понеже здесь остаютца великая царевна и великая княжна Наталия Алексеевна и благородные государыни царевны и великие княжны Анна Петровна и Елизавета Петровна.
Такожде крепость и магазейны безлюдны и ежели какой случай позоветца от неприятеля, то может учинить без людей великих диверзию и привесть всех в конфузию»[1066]. Диверсии «кивиков», по всей видимости, были еще свежи в памяти, и этого опасались больше всего.
Из-за того, что полки И. И. Бутурлина задерживались, командир батальона Вейнерс получил указание: «По получении сего изволь с порученным вам батальоном быть при доме царского величества где ныне обретаютца благородные государыни цесаревны и великие княгини Наталия Алексеевна, Анна и Елизавета Петровны, и иметь всегда опасный караул и держать пекет сколко пристойно. Из оного же батальона развесть караулы в доме царского величества зимний и в Сарскую мызу великий дворик царевны и великой княгини Екатерины Алексеевны. И быть тебе всегда при доме царского величества неотлучно. И смотреть в караулех, что б как надлежит честному и поверенному командиру. И кругом дому царского величества велеть всегда быть патрули»[1067]. Очевидно, что силы батальона приходилось распылять, обеспечивая одновременно и охрану дворцов в городе, и охрану Царского Села, но других вариантов в тот момент, по-видимому, не было.
15 июля Ф.М. Апраксин еще раз поторопил И. И. Бутурлина, подтвердив, что он является главнокомандующим в столичном городе[1068], а на следующий день предупредил, что ландрихтеру необходимо будет произвести опись земель на выборгской стороне (видимо, в окрестностях Санкт-Петербурга) и ему необходимо будет выделить 300 солдат с надлежащим числом офицеров и унтер-офицеров под командой майора[1069]. Столь внушительные силы, необходимые для охраны, также наводят на мысль, что опасения у российского командования были очень серьезными.
Сил, видимо, не хватало и у самого Федора Матвеевича, поскольку он в то время распорядился снять с караула у кирпичных заводов 30 человек (и И. И. Бутурлин должен был пополнить этот караул)[1070]. Между тем генерал-майор по-прежнему задерживался.
17 июля он получил от генерал-адмирала письменную инструкцию,
