в кабинет с листом бумаги и покаянно сказал:
— Рапорт я написал, Лёша. Пора на пенсию.
— Да ты не горячись, Володька. Отойдёшь от стресса — начнёшь опять нормально работать.
— Не начну. Я уже с этой мыслью переспал.
— Судя по твоему внешнему виду, ты вообще не спал, — заметил Мудров, рассматривая помятое, осунувшееся и резко постаревшее лицо друга с запавшими глазами.
— Я ведь в милиции дольше тебя служу. Тридцать три года уже. Хватит с меня. Пусть дело Скворцова станет для меня последним. Оно было самым затяжным в моей карьере. И самым тяжким.
— Давай так. Слетай на Новый год домой, отдохни, подумай, а там посмотрим.
— Я Рите вчера звонил. Сашке сам не смог рассказать, что случилось. Попросил ей передать.
— Как она?
— Плохо. Тоскует, болеет. Переселилась опять к Ольге. С деньгами у них туго, вторую квартиру сдают, — печально проговорил Владимир. — Знаешь, Сергей в той квартире в санузел рвался, я-то думал, он надеется взять спрятанный там пистолет и прорваться. А он просто застрелиться хотел.
— Я думаю, он принял решение покончить с собой сразу, как только увидел тебя в своей квартире. Невелика разница, каким способом он это сделал.
Владимир, вспомнивший распростёртое на щербатом асфальте изломанное тело и вытекающую из расколотого черепа кровь, счёл иначе, но, выходя из кабинета, согласно кивнул:
— Да, ты прав. Пойду отписываться по происшествию.
Мудров взглянул на засветившийся дисплей зазвонившего сотового телефона. Начинался очередной рабочий день, за который будет совершено немало самых различных преступлений, и от профессиональных действий милиции зависит, сколько из них будет раскрыто, и понесут ли виновные заслуженное наказание, пока не успеют сотворить что-нибудь ещё.
«Наши улицы совершенно безопасны, опасны только люди на улицах», — вспомнилась начальнику главка давняя фраза мэра Филадельфии, которая остаётся неизбежно актуальной для любой заселённой области мира, в том числе, и Ростовской.
