помочь кроме денег. Честно скажу – сам пока не знаю, но деньгами брать не станем. Заметь, друг, я сказал – брать не станем, а не «деньги нам не нужны». Сейчас у нас всё идет по графику, обязательства, что мы на себя взяли, все выполняются. Так что давай пока наши плечи перегружать не будем. Конечно, если будет какое-то сногсшибательное предложение – я согласен, что можно и нужно сотрудничать. А сейчас нам что предлагают? Берите деньги и просто покажите то или это. И всё! Тогда у нас не кино будет, а супермаркет Ты согласен со мной, мой суровый, но справедливый друг?
– Ну, да. Конечно согласен, – тяжело вздохнул Мраков.
– Олег, дружище, ты чего? У тебя всё замечательно – работой обеспечен, деньги есть, тираж хороший. Жена тебя любит! И коллектив замечательный. А я? Посмотри, какой кореш у тебя!
Орлинский засмеялся – ему захотелось подурачиться – вскочил на кресло, развёл руки в стороны и громко произнёс, чтобы слышали редакторы, которые работают по ночам:
– Мраков – самый крутой и матёрый журналюга в мире! Он самый талантливый управленец и директор. А его еженедельник – самый еженедельно ожидаемый! Ну и, ко всему прочему, у счастливчика Мракова есть друг Орлинский – классный парень, весёлый, умный и добрый! Везёт же Олегу Валерьевичу по жизни!
Юра соскочил на пол, подбежал к Олегу и хлопнул его по плечу.
– Правду глаголю, газетная твоя душа, а?
– Конечно, правду! – повеселел Мраков. – На весь офис! Все услышали и теперь точно подумают, у меня друг придурошный и я такой же! Спасибо!
Давненько они оба так не смеялись…
Мраков в последнее время, что называется, дневал и ночевал на работе. Орлинский говорил об этом так: «Олег, тут на работе ты прожигаешь свои юные годы, которые не вернуть уже никогда. Пропитое здоровье вернуть можно, но время не вернёшь – ни секунды, ни сотой доли секунды!» На что Мраков ему отвечал: «Спасибо тебе, мой друг. Мне от этого стало легче. Ты, как всегда, можешь поднять боевой дух и настроение. Бенни Хилл, ё-моё!»
Юрий и Олег всегда шутили и подтрунивали друг над другом – без обид, остроумно, весело и со здоровым сарказмом. А то, что Олег Валерьевич пахал, как самый настоящий галерный раб – это факт. Пять дней в неделю впахивал в очень жёстком режиме, а субботу и воскресенье пытался делать то же самое, но уже в мягкой форме. То есть был дома, но постоянно на связи – переговоры по телефону, уточнения, консультации, получение и отправление информации и, конечно, редактирование материалов. Даже сам великий Марк Твен не выдержал бы такого жёсткого режима и сбежал бы на плоту по Миссисипи вместе с Томом Сойером и Гекльберри Финном на остров Джексона. Но Мраков русский, а русские не сдаются!
Вот Олег Валерьевич и стоит на этом жёстком информационном рубеже уже пару десятков лет – как капитан корабля на мостике, понимая, что если судно столкнется с айсбергом или даст течь, то… Понятно, в общем. И закономерно. Ведь ни шлюпок, ни спасательных плотов, ни кругов с гордой надписью «Люди и новости» нифига не найдешь по причине того, что их, во-первых, нет, во-вторых – не положено, а в-третьих, они в случае чего и не спасут. И никаких сигнальных ракет, никаких бодрых радиограмм, что мол, SOS, тонем, чтобы никого не обрадовать лишний раз. В таких случаях капитан, как мужчина, остается на мостике и вместе с судном идет ко дну. А экипаж, в данный момент редакционный коллектив, обычно дружно спасается сам и расплывается по другим редакциям, с печальной гордостью вспоминая лихого капитана, который за полчаса до крушения дал команду всем покинуть борт тонущего судна. Крысы к тому моменту уже свалили сами, не попрощавшись, как и положено грызущим всё и вся, чтобы набить свое брюхо. Ну а Кэп с гордо поднятой головой уходит на глубину, с которой ни одна Марианская впадина не сравнится. И, естественно, коллеги-конкуренты будут скорбеть и сожалеть, что на одного серьёзного игрока на беспощадной информационной площадке стало меньше.
А Мраков всё-таки – настоящий капитан, директор высочайшего класса, побывавший в страшных штормах и в самых диких ураганах. Даже могучие волны цунами несколько раз накрывали его еженедельник так, что некоторые думали – всё, конец. Но нет! Иногда в целях профилактики полезно вдохнуть полную грудь воздуха и ринуться на самое дно, да так глубоко, куда сам Садко и капитан Немо не опускались. А потом, достигнув того самого глубокого дна, мощно оттолкнуться ногами от него и подняться на поверхность. Пусть мокрым, жадно хватающим воздух, с красным лицом, выпученными глазами и обожжённым злыми медузами – зато живым, более сильным и помудревшим. С осознанием того, что сам себя спас, спас свою капитанскую честь и имя корабля. Потом строишь новый корабль, набираешь экипаж и опять выходишь бороздить опасные Бермудские треугольники информационных морей и океанов, а также и других менее чистых водоемов. Но имя корабля – прежнее, заслуженное, многолетнее, которое знает вся родная страна и некоторые зарубежные. Вот поэтому Мраков всегда на посту, всегда за штурвалом. Потому что дорожит своим именем, именем своего корабля и ценит надёжный экипаж редакции еженедельника «Люди и новости».
– Слушай, Юрец, может, по соточке? А? У меня коньячок имеется, достойный нас… – предложил с весёлыми глазами Олег.
– Я бы с удовольствием, но на сегодня у меня планы, – сходу отпасовал Орлинский. – Поздним вечером на тренировку, потом почитать и спать. Плюс ещё за рулём завтра – тоже прямо с утра грандиозные свершения. Так что, друг, извини. Да и сам знаешь – что такое нам «по соточке»? Так, баловство, для запаха. Если уж соберёмся, давай вечерок выберем, посидим…
– Я же для профилактики предложил! От ковида и простуды. Говорят, после приёма хорошего и качественного алкоголя в лёгких образуются пары, которые защищают от всех инфекций! Поэтому пьющие меньше болеют! – Мраков явно был на подъёме и хотел уговорить друга выпить.
– Тут я спорить не буду. Возможно, так и есть. Но сегодня – ни грамма! – Орлинский собрался уходить.
– Ясно. Я тоже тогда не буду. Хорошо мы с тобой сегодня переговорили, по делу. Ты правильно всё сказал: не надо нам свой проект разменивать на «джинсу» и всякие хотелки даже за приличные деньги. У нас и так всё хорошо. Время есть, будут очень серьёзные предложения, тогда будем обсуждать. А я чувствую, что предложения должны быть. Не могут не быть! Размах-то у нас
