нас очень суровые законы относительно оружия. Все упомянутые мной запреты уже действуют. И заметная часть собравшейся небольшой толпы об этом в курсе, просто не задумывается. А если кто-то все же сообразит — всегда сумею сказать, что я не больше, чем бухгалтер и не разбирался в оружейных законах. Поблагодарю за информацию.
Мой спич был встречен бурными овациями. На меня смотрели как на героя, готового дерзнуть и бросить вызов системе.
— Такахаси-сан, помоги мне донести материалы, — проклятые картины, в упаковке по пять штук, замотанные в упаковочную бумагу и перевязанные экологичным шпагатом, уже чересчур сильно оттягивали мне руки.
— А что там, Ниида? Твои плакаты? На картины больше похоже. Почему ты их бумагой закрыл? Там что, обнаженная натура? Оу… Цуцуи-сан, вы ему позировали?
— Ты так считаешь? — программист слегка стушевался под пристальным взглядом Мияби. Она, в свою очередь, внешне ничуть не смутилась. — Узнаешь на выставке, прав ты или нет, — мне почудилось, что сейчас последует одно из прозвищ, придуманных «алой загадкой». «Кодзилла», например. Но нет, моя невеста удержалась и не стала морально уничтожать Ичиро-сана, хотя его вопрос и был верхом бестактности.
Я же, освободив руки, набрал номер телефона Саммерс-сан, оставленный мне как раз для этого случая и сказал о том, что готов передать картины.
— Ниида-сан, я вас жду не только ради картин, — отозвалась американка после всех взаимных приветствий. — Вам знаком Ватанабе Масато-сан? Это старинный японский друг предыдущего посла. И мистер Роджерс, действующий посол США, также тепло к нему относится. Ватанабе-сан ходатайствовал о вас перед моим начальством, сказал, что у вас есть важное дело, касающееся поведения граждан США в вашей стране. Жду вас с объяснениями, мистер Ниида.
«Мистер» у американцев — это почти аналог нашего вежливого суффикса «сан».
Конечно же, после подобного вступления меня и Мияби пропустили. Я, дабы вопросов не возникло, снял оранжевый шарф, галстук же надежно скрыт под верхней одеждой. Эти городские сумасшедшие чуть было не заставили меня усомниться в любимом цвете и вынудили его прятать.
Передача картин — ничего серьезного. Нас встретил у калитки крупный мужчина-мулат с военной выправкой, проверил документы и принял «драгоценный груз» предметов искусства, художественная ценность среди которых, положа руку на сердце, есть только у работы Амацу-сенсей.
Затем по каким-то совершенно бесконечной длины коридорам и трем лестницам мы добрались-таки до кабинета Рэйчел-сан, где нас шумная американка и встретила. В деловом наряде, без облегающего платья и вызывающего декольте женщина выглядит совсем иначе. Старшей гайдзинской сестрой Асагавы-сан. Строгой и не склонной к развлечениям.
Впрочем, когда дело дошло до демонстрации искусства, настроение культурной атташе сменилось на умеренной восторженное. Ей понравились рисунки.
— Какая прелесть. Настоящая японская классика! Обожаю живопись по шелку! Тоже ваша работа? Ох, а посмотрите, что за прелесть, — принялась щебетать женщина, разглядывая мою мазню. — Цуцуи-сан, это ваш портрет? Черты лица вроде бы не те, но взгляд как будто бы точно такой же, — в виду имелась самая приближенная к понятию искусства моя работа «Белое на белом».
— Это Кагуя-химе, персонаж японской сказки, — подсказала Мияби. — Я не позировала для нее, но вы не первая, кто отмечает легкое сходство со мной.
— О да, да, я читала историю и была на премьере замечательного, очень милого аниме, — подтвердила Рэйчел.
Свою минутку внимания получило каждое полотно. Это было вежливым вступление к теме, которую блондинка на самом деле желала поднять.
— Не обидитесь на меня, если я, как принято у нас в Техасе, перейду сразу к делу? — все-таки перешла к основному Рэйчел. — Посла упрашивают разрешить вам взять интервью у американских граждан, находящихся под домашним арестом. И вроде бы это вопрос юридический, но все эти мифические йети и хибагоны… его сочли касающимся тематики культуры и переправили ко мне.
— Позвольте просто поговорить с вашими соотечественниками, из-за которых вас осаждают манифестанты.
— Адвокаты не рекомендовали им соглашаться на беседу, однако мистер Ли сказал, что готов встретиться с вами при условии, что не будет вестись записи и разговор без свидетелей.
Ли, очевидно, тот азиат, в итоге попросивший у «минамигона» пощады. Китаец или кореец? Не так уж важно, на самом-то деле.
— Вы знаете, мой английский очень плох…
— Я могу переводить, — вызвалась Мияби. Как же хорошо, что я посвятил ее в свои мистические тайны! Хотя, конечно, рассчитывать на то, что разговор не будет подслушан и записан американским ЦРУ наивно.
Еще полчаса на согласование и мы с Цуцуи оказались в небольшой квартирке напротив долговязого Ли. Сейчас, в нормальных условиях, я бы оценил его возраст на двадцать пять или двадцать семь. На голову выше меня, широкоплечий, плосколицый. Мигом вызвавший у меня легкое раздражение тем, как посмотрел на красавицу Мияби.
Моя невеста очень бодро начала диалог. Насколько хватает моих знаний иностранного языка, представила нас обоих и сказала, что мы по просьбе токийского телевидения, после чего выжидающе посмотрела на меня.
— Его зовут Джек Ли, он из Невады, — перевела мне девушка краткий результат знакомства. Как-то имя и фамилию она несколько с запинкой произнесла, как будто бы нахваталась у начальницы привычки обходиться без имен. — И ему очень стыдно, что так получилось. Макото, мне кажется, что американец-сан не врет, по-настоящему раскаивается. Он узнал тебя, как победителя Минамигона.
Ли-кун протянул мне ладонь, пришлось ответить на его крепкое рукопожатие.
Языковой барьер очень мешал моему детектору истины, но в целом да, не заметил читаемых признаков неискренности. В то же время припомнилось, что он семь раз стрелял в Акиру! Пусть дротиком со снотворным, а не пулей, все равно. Но тот факт, что он согласился на интервью, несмотря на запрет адвокатов, уже некоторое смягчающее обстоятельство.
— Мы пришли по просьбе канала NHK, — сказал я, тщательно подбирая слова. — Ведется работа над документальным фильмом о минамигоне и ваша история столкновения с ним может стать эффектным финалом.
Переводила Мияби сбивчиво, она далека от знания английского на уровне носителя.
— There’s no minamigon. We must have run into a bear (Никакого Минамигона не существует, должно быть мы столкнулись с медведем), — лгать как следует молодой мужчина не умеет. Он в существовании монстра уверен и очень бы сейчас удивился тому, насколько прав, заявляя обратное.
Блокнот у меня забрать не догадались. Достал его и крупными печатными буквами написал на страничке, собрав все свои зачаточные знания английского
