же?
Дочь открывает сонные глаза, лениво моргает и бормочет:
— Почти шестьсот.
Я вздыхаю, сажусь на край кровати и поправляю ей одеяло. Взяв бутылку с водой, помогаю Амелии сделать пару глотков. Когда она болеет, мне кажется, что я убиваю все нервные клетки в хлам.
— Как ты, зайка?
— Нормально, — отвечает, падая на подушку. — Мам, а мы скоро поедем домой?
— Как только разрешит врач.
— Лев нас отвезёт?
— Думаю, нет. Ему уже пора.
Краска заливает щёки. Сегодня суббота. День, когда Аслан женится. На другой. Это осознание бьет почти наотмашь.
— Пора? — зачем-то переспрашивает.
— Ами, неужели ты забыла, куда мы сегодня собирались и для чего покупали платье? У Льва есть планы гораздо интереснее, чем не спать ночами в детском отделении больницы.
— Нам было весело…
— Хватит, — резко обрываю. — С гостями и невестой будет не менее весело.
Меня обдаёт жаром, как от лихорадки, только на этот раз горячо внутри — в груди, в животе и под кожей. Я обещала себе быть сдержанной, особенно при Амелии. Не расклеиваться и не манипулировать. Но я не могу загнать эмоции обратно. Они рвутся наружу и растекаются по венам вместе с грёбаным раздражением. Вернее, не только с ним, но ещё с завистью, которой пронизана каждая моя мысль.
После этих слов я выхожу из палаты в примыкающую ванную — с облупившейся краской на стенах и тусклым светом, лишающим её уюта.
Я смотрю на своё отражение в мутном зеркале — растрёпанные волосы, тёмные круги под глазами, напряжённая линия губ.
Не успеваю я зачерпнуть ледяную воду, чтобы хоть немного отрезвить себя, как на моём локте сжимаются пальцы. Аслан разворачивает меня лицом к себе — резко, но без агрессии. С упрямой настойчивостью.
— Ну что ты за сука такая, а?
Он нависает надо мной, не давая даже шанса отстраниться. Высокий, злой и мрачный. Аслан делает шаг вперёд, загоняя меня в тупик. Короткая схватка взглядов — и его расширенные зрачки становятся чёрной дырой, затягивающей в себя всё вокруг: воздух, пространство и… меня.
Бёдра прижимаются к холодной раковине, а его ладони упираются в поверхность по обе стороны от меня, создавая барьер, через который невозможно так просто прорваться.
— Что из моих слов было неправдой? — спрашиваю дрогнувшим голосом. — Я бы тоже с удовольствием укатила на свадьбу вместо того, чтобы торчать в этой захудалой больнице.
Я бьюсь руками в широкую грудную клетку, чувствуя опасную близость. Под пальцами твёрдо — слишком твёрдо, словно он высечен из камня.
— Хочешь, отменю?
Я застываю. Сглатываю.
Предложение звучит слишком спокойно и буднично. Будто речь идёт не о свадьбе, а о банальной встрече, которую можно запросто перенести.
И я не пойму: это шутка или нет?
— Аслан… Если ты волнуешься о той ночи, когда твои пальцы побывали во мне, — я усмехаюсь, хотя внутри всё сжимается, — то я бы не считала это таким уж сильным грехом… Считай, что это был мини-мальчишник.
— Хочешь, отменю? — настойчиво повторяет он. — Просто: да или нет.
Сердце колотится. Потому что я хочу. Чёрт возьми, хочу. Потому что, помимо обязательств и обещаний, мне нужны сумасбродство, спонтанность и риск. С ним.
Так сильно, что даже трясёт.
— В этом есть какой-то подвох?
— Конечно, — рыком выдыхает Аслан. — Поедешь со мной? Насовсем? Выйдешь за меня вместо неё?
Земля раскачивается под ногами, и я понимаю — это не просто физическое ощущение, это моя жизнь, переворачивающаяся с ног на голову.
Тахаев изучает меня, прочерчивая контуры на лице — от глаз к шее, затем выше, к сжатым губам, и снова к глазам. Едва уловимое движение — и его проницательный взгляд уже сцепился с моим, удерживая и не позволяя отвести его в сторону.
— Сабина подходит тебе больше, — говорю, стараясь держать голос ровным.
— Разумеется.
— Неужели не видишь? Послушная, правильная, добропорядочная, целомудренная. Я никогда такой не буду.
Мы шумно дышим.
Воздух критически наэлектризован — ещё немного, и искры вспыхнут открытым огнём по всему периметру.
— Дело в приоритетах, — признаётся Аслан, ненадолго прикрывая глаза и с трудом подбирая слова.
— Да?
— Когда мужчина женится, он не ставит в приоритет других. Никого. Никогда. Он выбирает одну… Одну женщину, с которой хочет прожить жизнь. И мой выбор почему-то снова и снова падает на тебя. При любых, мать его, обстоятельствах.
Аслан проводит рукой по лицу, собираясь с мыслями. Я не перебиваю, оглушенная услышанным. Мои пальцы зарываются в ткань одежды, как будто только это помогает удержаться на месте.
— Может, это делает меня хуёвым человеком для остальных, но я хочу тебя себе, — продолжает Аслан. — Такой… какая ты есть. С недостатками и плюсами. Потому что для меня это никогда не было проблемой, если ты помнишь.
— Ты поступаешь, как мудак, — понижаю тон. — Ещё и потому, что я замужем… У меня семья.
— Да я, блядь, в курсе.
— Гончаровы слишком много сделали для меня. Особенно Николай Иванович.
— Он не меценат, Алина, — говорит Аслан без тени веселья.
— А кто?
В воздухе повисает ответ — невидимый и тяжёлый. Его вес способен раздавить эту комнату и налаженные семейные отношения. Как мошку. Одним хлопком. Но я хочу обо всём узнать.
— Банкротство компании твоего отца — удобная схема для отмывания денег, — поясняет Тахаев. — Через счета продолжают проходить средства, оформленные как выплаты старым кредиторам, долг по аренде и налоговые компенсации. Не причисляй его к лику святых — дядя Коля тоже имеет с тебя выгоду. Считай, что таким образом ты компенсировала ему… определённые неудобства.
Я широко распахиваю глаза. Кончики пальцев покалывает, а пульс гулко отдаётся в ушах. Не то чтобы это стало для меня откровением — после смерти отца я полностью оградилась от проблем, связанных с его бизнесом, — но это определённо пошатывает образ Гончарова.
Это пошатывает абсолютно всё. Делая почву под ногами совершенно неустойчивой и вязкой.
— Я перенёс свадьбу ещё вчера, — произносит Аслан. — Вне зависимости от твоего ответа её не будет. Не всем гостям об этом сообщили, но сначала я еще раз хотел услышать подтверждение того, что ты говорила тогда в доме. Потому что своим неоднозначным поведением ты меня расшатываешь.
— Что именно подтвердить? Что ты мне нужен?
Следует кивок, в котором читается непоколебимое упрямство.
— Я и забыла, что все гении такие тормозы… Ты. Мне. Нужен, — медленно растягиваю слова. — Это не просто сиюминутная фраза. Я нуждаюсь в тебе с тех самых пор, как ты улетел.
После того как мускул дёргается на лице, на губах напротив появляется кривоватая улыбка. Весь наш разговор — сплошное испытание для терпения. И для
