себя, возделывать личность, так сказать.
– Поди к черту.
– Ну кто еще тебе правдой-маткой в рыло врежет, как не верный друг! Подумай об этом для своей же пользы.
* * *
На госпитальном литературном вечере любители современной поэзии по очереди декламировали выбранные стихи. По негласному правилу вечеров, вне зависимости от выбранного литературного течения, и поклонники символистов, и адепты акмеистов, и убежденные сторонники прямолинейных кубо-футуристов, и обожатели вычурных имажинистов – избегали затрагивать мучительную, тяжкую тему фронта и лазарета: слишком болезненна и насущна была она для госпитальных обитателей. И только Варвара Николаевна осмелилась высказать наболевшее:
Прочь, манящие счастья обманы!
Прочь, миражи чарующих снов!
Я иду перевязывать раны
У слабеющих жизни бойцов.
Я иду облегчить их мученье,
Язвы гнойные их исцелить
И предсмертной минуты томленье
Лаской нужной для них осветить.
Если скажут мне: – «Раны кровавой
Страшен вид. Жизнь на радость дана!»,
Я отвечу на голос лукавый:
«Отойди от меня, сатана!»[34]
Общество тактично промолчало – это было все, что они могли сделать для многоуважаемой Варвары Николаевны, которая, тем не менее, нарушила негласный запрет. И только Терентий Степанович с благоговением внимал – и тайком протер глаза, сделав вид, что всему виною не ко времени запотевшие очки. Он, мягко говоря, не вполне разбирался в стихах, но ему нравилось внимать бархатному и глубокому голосу Вареньки Чернышовой.
– Варвара Николаевна, задержитесь! – окликнул он подчиненную, выбираясь следом на воздух, где вовсю царствовала метель.
– Слушаю, Терентий Степанович, – обернулась Варвара, в сумерках раннего зимнего вечера с симпатией вглядываясь в возбужденное, мужественное лицо хирурга.
– Вы… проверили перед уходом температуру у Николаева? Ему недавно прооперировали перитонит.
– Вы наверное знаете, что проверила и что все прекрасно, иначе бы я доложила, – парировала старшая сестра, – Вы точно это намеревались спросить?
Терентий Степанович замялся.
– Э-э-э… Я, собственно… Вы позволите вас проводить, Варвара Николаевна? – Хирург осмелился поддержать поскользнувшуюся коллегу.
– Пожалуй. При условии, что мы не будем говорить о стихах, о работе и о звездах.
– А… о чем же мы тогда будем говорить?
Варя рассмеялась.
– О вас, Терентий Степанович! Вам же решительно не с кем поделиться мыслями. Ни чувством. Вы все один да один. Так нельзя, это вредно для моральной составляющей и душевного равновесия.
Терентий Степанович с облегчением хохотнул – ему стало легко разговаривать с Варварой Николаевной. И он действительно принялся повествовать о своей одинокой жизни, изливать Варе душу. Та слушала почти с благоговением: очень уважала гениального хирурга и ученого. Но руководителя… Если бы не умелое начальствование Варвары Николаевны, отделение быстро бы стало вовсе бесполезным. Варвара Николаевна всегда утаивала этот факт как от самого начальника, так и от персонала, при каждой возможности публично подчеркивая его непререкаемый авторитет.
– А вы, Варвара Николаевна… – робко произнес доктор, – когда-нибудь любили?
– Отчего такой вопрос, Терентий Степаныч? – вкрадчиво спросила Варя.
– Дело в том, что, мне кажется… что я не совсем индифферентен к вам… Да что я говорю… Вы мне мнитесь повсюду. Позвольте быть откровенным.
Варя с ласковым сожалением мягко осветила его взглядом:
– Терентий Степанович… Увы… Я не могу ответить на ваши чувства. Мое сердце принадлежит другому.
– Вы… замужем? Простите, не знал. Иначе не решился бы вас тревожить.
– Нет, не замужем. И даже не невеста. Но это ничего не меняет. Еще раз простите. Поверьте: мне очень жаль.
* * *
Шевцова в муку перемалывала тяга к Вареньке. Настроившись на примирение, он выследил барышню и поджидал у подъезда дома, где проходил литературный вечер.
Непозволительно долго тянулось время. Валерий Валерьянович, притопывая, переминался с ноги на ногу во дворе.
Дверь подъезда наконец отворилась, свет из коридора упал на выходящих. К невысокой фигурке девушки в приталенном полушубке присоединилась еще одна – высокая, в черном суконном пальто и меховом треухе.
«Вы проверили перед уходом температуру у Николаева?» – произнесла высокая.
«…проверила…» – донеслось до Шевцова.
«Позвольте проводить?»
«Пожалуйста…»
Невысокая зашаталась на скользкой дорожке – мужчина поддержал и предложил ей руку. Девушка взяла спутника под руку.
Шевцов яростно топнул и ушел, не оглядываясь.
Глава 8
Дальневосточная республика
Борис Афанасьевич Емельянов разминал затекшие члены в купе состава, идущего по Транссибирской магистрали. Он с пятью товарищами был командирован в Дальневосточное бюро РКП(б) и добирался до Верхнеудинска.
В Забайкалье предстояло созвать Учредительный съезд левого толка, с целью провозглашения подконтрольной Центральному Комитету РКП(б) Дальневосточной республики в границах Забайкальской, Амурской, Приморской, Сахалинской, Камчатской областей и полосы отчуждения Китайско-Восточной железной дороги.
В уме он прокручивал наставление товарища Ленина:
«Дальний Восток, Камчатка и кусок Сибири фактически сейчас находятся в обладании Японии, поскольку ее военные силы там распоряжаются… Как вы знаете, обстоятельства принудили к созданию буферного государства – в виде Дальневосточной республики, и мы прекрасно знаем, какие неимоверные бедствия терпят сибирские крестьяне от японского империализма, какое неслыханное количество зверств совершили японцы… Но тем не менее вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее, потому что нам она, по понятным причинам, сейчас непосильна».
Напутствующий Бориса контрразведчик товарищ Трилиссер был гораздо более прямолинеен:
«Мы должны стремиться к созданию здесь таких внешних условий, которые могли бы помочь иностранцам, стесняющимся непосредственно завязать торговые отношения с Советской Россией. В этом есть смысл буфера».
Формирующаяся Народно-революционная армия грядущей республики была пока представлена регулярными частями Красной армии и партизанами. Предстояло выбрать главкома нового государственного образования. Емельянов размышлял над подходящими кандидатурами, не обходя вниманием и личность Захара Томшина.
Глава 9
Ветер судьбы
Военспецы на переформировании 7-ой армии Северо-Западного фронта РККА из кожи вон не лезли – времени было предостаточно. В это время в голодном Петрограде жены и любовницы совнаркомовцев устраивали банкеты, для развлечения приглашая обходительных «бывших» из числа приближенных. На такой пир во время чумы занесло и молчаливого Шевцова. Подвели знакомиться к хозяйке. По старой привычке приложился к ручке.
Екатерина Герасимовна была хороша собой, безукоризненна станом, который выгодно очерчивало однотонное платье с разумным и не нарушающим приличий и в то ж время многообещающим вырезом. Высоко подколотые на затылке, со вкусом уложенные песочные локоны подчеркивали женственные линии высокой шеи. Минимум отлично подобранных, ненавязчивых украшений. Лицо, свежее, выразительное – невольно притягивает завистливые и откровенные взгляды. Непринужденность движений выявляла
