Добрые соседи
Старый дом, стоящий позади нашего, теперь пустовал. Мои соседи, пожилые супруги, которые жили в нем много лет, умерли один за другим меньше чем за год. Их дети и внуки собирались на похороны, воздавали должную скорбь и разъезжались.
Но однажды утром, выглянув из окна кухни, я увидела, что «соседи» у нас все же имеются. Две белые кошки забрались по лестнице на заднюю веранду старого дома, чтобы посидеть там на солнышке. Их любимое пухлое мягкое кресло исчезло. Исчезла вся их прошлая жизнь. Даже из своего кухонного окна я видела, как жалостно они исхудали. Значит, подумала я, никто не собирается брать этих кошек себе. Их оставили умирать с голоду. Они никуда не уйдут от этого старого дома. Они такие же стеснительные и робкие, какими были их хозяева.
Я знала, что эти кошки не бывали внутри дома. Даже в суровые холодные зимы они жили на улице. Однажды, когда кошка принесла котят, их убила собака. После этого кошка приносила котят на чердак столетнего дома, пробираясь туда через дыру в металлической крыше. Несколько раз котята падали в узкий простенок. Как-то раз соседка сказала мне:
«Мы трудились почти всю вторую половину дня, но наконец достали оттуда котят. Иначе они умерли бы там голодной смертью».
Я вздохнула, глядя на голодных кошек, сидевших на заднем крыльце. Внутри меня происходила привычная борьба. Одна часть меня отчаянно хотела со всех ног броситься к этим бедолагам. Другая часть хотела отвернуться и больше никогда не видеть голодающих кошек. Ужас какой-то: я мать семейства, мне уже за сорок перевалило, но по-прежнему хочется подобрать всех бродячих животных. Я полагала, что перерасту свою одержимость брошенными животными, когда мне исполнялось сначала двадцать пять, потом тридцать, потом тридцать пять лет… Теперь же понимала, что с годами она только усиливается.
Снова вздохнув, отерла руки о фартук, прихватила две упаковки кошачьей еды и направилась к старому дому. Кошки, завидев меня издалека, метнулись под крыльцо. Я встала на четвереньки, проползла половину пути под домом, стоявшим на бетонных блоках, и позвала:
– Сюда, котятки!
В ответ на меня уставились две пары подозрительных горящих глаз. Видно было, что пройдет немало времени, прежде чем я сумею подружиться с этими соседями.
Я кормила кошек несколько месяцев. Однажды мать-кошка опасливо подошла ко мне и мимолетно потерлась мордочкой о мою руку; затем в ее глазах вспыхнул страх, и она метнулась в сторону. Но после этого она встречала меня у забора каждый день ровно в пять часов. Кот бросался прочь и прятался в кустарнике, ожидая моего ухода. Я решила, что белый самец, вероятно, был сыном белой кошки. Всегда разговаривала с ними, выкладывая для них еду, называла их именами, которые придумала для них, – Мама и Брат.
Однажды, когда Мама неторопливо терлась о мою ногу, почти зажмурившись от удовольствия, она впервые заурчала. Я не протянула к ней ладонь – нет, пока рано, – зато это сделало мое сердце. После этого она часто терлась о меня и позволяла гладить себя – даже раньше, чем успевала притронуться к пище. Брат, настороженный и зажатый, иногда позволял прикоснуться к нему, но всегда лишь терпел проявления моей привязанности, не принимая их полностью.