кота Мура. Ушёл и оставил её одну. Бедный Мур!
Позавчера, в воскресенье, когда украинцы били по городу из «Градов», он испугался до такой степени, что метался по квартире в панике, не зная, где ему спрятаться. Он бился в окна, пока Алина Глебовна не поймала его и не засунула в переноску. Бегом она отнесла кота в переноске в ванную комнату. Там было темно. Кот затих. А через день, во вторник, он умер. У него не выдержало сердце.
Алина Глебовна вздремнула, но слышала, как через какое-то время щёлкнул замок входной двери и кто-то прошёл на кухню. Затем этот кто-то вошёл в спальню и остановился у кровати.
«Сын», – подумала она.
Это его дыхание и его запах, юношеский запах бодрого, молодого тела и хорошего одеколона от «Версаче», который подарил ему на день рождения отец. Но она не открыла глаз и притворялась, что спит.
– Мам, – позвал сын.
Юношеский приятный баритон. Сколько девушек, наверное, уже подпало под обаяние этого голоса!
– Да! – отозвалась Алина Глебовна, не поднимая век.
– Мам, ты в порядке?
Конечно, она в порядке. Почему же, если она лежит, а не прыгает по кухне, то не в порядке?
– Да, – отозвалась она. – Я в порядке.
– Ты не заболела?
Заботливый сын! Мысленно Алина Глебовна усмехнулась. Когда Глеб валяется на своей тахте, уставившись в потолок или удалившись от окружающего мира в телефон, это в порядке вещей. А если она лежит на кровати, то это есть не порядок вещей, а его нарушение.
– Я не заболела, – ответила она. – Я просто вздремнула.
– А! – сказал Глеб, постоял ещё несколько секунд и ушёл на кухню.
Она слышала, как он хлопнул дверцей холодильника, погремел крышками кастрюль, открывая и закрывая их, как ходил из угла в угол.
Она ждала. И дождалась. Он снова вошёл в её спальню.
– Мам! – позвал он.
– Да! – отозвалась Алина Глебовна.
– А что у нас на ужин? В кастрюлях и сковородках пусто.
Алина Глебовна выдала загодя заготовленный ответ:
– Что приготовишь, то у нас и на ужин. Когда будет готово, позови. Я тоже проголодалась.
Она чуть-чуть приоткрыла глаза, чтобы видеть выражение его лица. Выражение лица было растерянное. Брови приподнялись в недоумении. Глеб молчал, осмысливая то, что она сказала. Затем повернулся и вышел из спальни. За свои девятнадцать лет он никогда не готовил ни завтрака, ни обеда, ни ужина. Никогда не почистил картошку. Не пожарил яичницу. И даже никогда не резал хлеб, не заваривал чай.
Алина Глебовна напряжённо прислушивалась. На кухне было тихо. Только снова два раза стукнула дверца холодильника и зашумела вода из крана. Через некоторое время Глеб прошёл по коридору в свою комнату.
«Наверное, съел бутерброд с колбасой. То, что я голодна, он пропустил мимо ушей», – подумала Алина Глебовна.
Открылась и захлопнулась входная дверь. Судя по лёгким быстрым шагам в коридоре, это пришла дочь Марианна. Она тоже сразу же прошла на кухню. Через минуту над Алиной Глебовной прозвучал звонкий голос дочери:
– Мам!
– Да!
– Мам, а что на ужин?
– То, что приготовишь, – устало проговорила Алина Глебовна.
Наступило молчание. Алина Глебовна приоткрыла глаза. Дочь смотрела на неё в упор, и лицо её выражало точно такое же недоумение и напряжённую работу мысли, как недавно у брата.
– Ты в порядке? – спросила дочь.
– В порядке! Я в полном порядке!
Алина Глебовна закрыла глаза. Марианна постояла ещё несколько секунд и вышла из родительской спальни. Было слышно, что она прошла на кухню. Хлопнула дверца холодильника. Тишина.
«Бутерброд делает», – догадалась Алина Глебовна.
В порядке ли она? Она не в порядке после вчерашнего и позавчерашнего дня. А уж после смерти кота Мура и совсем, можно сказать, не в порядке. По городу били из «Градов» каждый день. Третьего дня её муж Павел Петрович, придя с работы, собрал семью в столовой и объявил, что их учреждение эвакуируется в один из городов Украины, в Винницу, посему все должны собрать вещи и быть готовыми. Оставаться под обстрелами нет никакого смысла. Надо уезжать. Слишком опасно.
– А институты? – воскликнули в голос сын и дочь.
– К началу учебного года что-нибудь прояснится, – сказал Павел Петрович. – Возможно, институты тоже эвакуируют. Если нет, заберёте документы и переведётесь. Всё будет нормально. Я позабочусь.
Конечно, он мог позаботиться обо всём, поскольку он был заместителем директора того учреждения, которое собиралось эвакуироваться.
– Вопрос с жильём решим на месте, – продолжал Павел Петрович. – Снимем квартиру. Посмотрим, как всё пойдёт дальше. Не думаю, что это надолго. Этих бунтовщиков прижмут к ногтю. Наша армия возьмёт город, расстреляет всех сепаров, и жизнь снова войдёт в нормальное русло. Всё! – властно сказал Павел Петрович. – Собирайтесь! Лишнего не берите. Только самое необходимое. Мы ненадолго уезжаем. Скоро вернёмся.
И он ушёл в спальню, грациозно и легко двигаясь, несмотря на свой внушительный рост и вес. Ушли в свои комнаты и дети. Алина Глебовна осталась одна в столовой и сидела, глубоко задумавшись.
Самое необходимое! Муж не счёл необходимым обратиться к ней и спросить, что она думает по поводу эвакуации. Ему не пришло в голову спросить. Он знал, что его распоряжения выполняются всегда беспрекословно на работе и дома. Он был уверен, что так будет и в этот раз. Тем более перед лицом угрозы. В дом мог попасть снаряд, и всему их благополучию пришёл бы конец. И не только благополучию, но и самой жизни.
Эвакуация означала, что она лишится работы. Там, на новом месте, в чужом городе, вряд ли для неё найдётся работа по специальности. Там ведь её не ждут и место для неё не приготовили. Конечно, она же не директор и заместитель директора какого-нибудь значительного предприятия, а скромная медицинская сестра, каких тысячи. Но работа, конечно, не самое главное в её положении. Муж прокормит. Не в этом дело. А в чём? И она медленно и неуклонно совершала трудное путешествие по горам и долинам своего внутреннего мира, чтобы найти единственно верный ответ. И она его нашла ночью, лёжа без сна подле похрапывающего мужа.
Ни вечером, ни утром никто из домочадцев не хватился кота Мура. Никто не заметил его отсутствия. Муж не спросил, проснувшись утром, почему Мур не лежит на своём привычном месте в ногах их общей постели. Никто не спросил, почему кот Мур не пришёл в ванную комнату поглядеть, как умывается и бреется хозяин, хотя он приходил всегда, все четырнадцать лет, и сидел на стиральной машине, ожидая, когда на него обратят внимание и погладят по рыжей шубке. Никто не