полиомиелита.
Новая работа будоражит меня, и я знаю, что правильно сделала, оставив прошлые обиды позади. Утешает и то, что модель Крика и Уотсона не снискала немедленного признания и восторга научного сообщества, которых они ожидали, но, по правде говоря, постепенно их концепция приобретает сторонников. Путешествия, новые горизонты, начальник, который меня уважает: кажется, год в Биркбеке можно сравнить с раем на земле. Если бы я верила в рай.
Глава сорок четвертая
13 декабря 1954 года
Лондон, Англия
С зонтом в руке я выхожу из своего кабинета, намереваясь спуститься вниз на шесть лестничных пролетов — в подвал, чтобы подготовить пару экспериментов. По крыше стучит дождь, а значит, мокро будет не только на улице, но и в цокольном этаже, в лаборатории. Лучше бы, конечно, все отложить и не мокнуть, но я на полпути к новому снимку и хочу убедиться, что правильно рассчитала угол для камеры North American Philips.
Сбегая по лестнице с чердака, я натыкаюсь на бодрого парня в огромных очках и с темными кудрявыми волосами.
— Здравствуйте. Могу я вам чем-то помочь? — предлагаю я, думая, что он заблудился, ведь я не назначала сегодня никаких встреч и никого не жду.
— Можете. Я ищу доктора Розалинд Франклин, — у него мелодичный акцент, средний между английским и австралийским, но какой-то особенный.
— Это я.
— Очень, очень рад, — он приветственно протягивает одну руку, стараясь удержать другой коробку. — Приятно познакомиться. Я Аарон Клуг, мы будем соседями по этажу.
Я правильно его поняла? Он будет моим соседом здесь, на бывшем чердаке для прислуги? Наверное, администратор Биркбека должен был направить официальное уведомление, но тут игнорируют формальности. А поскольку на последние пару недель Бернал уехал в Европу, такие мелочи никого сейчас не волнуют.
— Добро пожаловать, — говорю я с улыбкой, словно ждала его. А что мне еще остается, кроме как быть гостеприимной? В любом случае приятно, что в этом огромном, продуваемом сквозняками пространстве я буду не одна. Если только сосед не окажется очередным Уилкинсом.
Я замечаю еще одну коробку на ступеньке позади него. Должно быть, он поставил ее, заслышав мои шаги, чтобы освободить проход. Очень заботливо с его стороны. Я тянусь за потрепанной коробкой:
— Давайте помогу. И покажу вам вашу новую берлогу.
— Буду очень признателен, — говорит он.
Я поднимаюсь обратно и не могу удержаться от вопроса:
— Вы из Южной Африки?
— Да, — в его голосе звучит удивление. — Не многим удается разгадать мой акцент, хотя я и не коренной южноафриканец. Мои родители переехали туда из Литвы, когда мне было два года, что, оглядываясь назад, оказалось мудрым решением.
Я оборачиваюсь к нему:
— Почему?
— Это спасло нас от концентрационных лагерей.
Я чуть не роняю коробку, которую несу. В Англии не принято открыто говорить о том, что ты еврей, особенно малознакомым людям. Во Франции с этим проще. Даже моя собственная семья, хоть и принадлежит к числу процветающих лондонских еврейских семейств, старается это не особенно афишировать. Откровенность Аарона неожиданно побуждает меня к ответной.
— Моя семья цела, потому что мы жили здесь, в Англии. — Мы обмениваемся понимающими взглядами, и я чувствую какое-то родство с этим человеком.
Мы поднимаемся на лестничную площадку, и я провожу его в часть, отведенную под второй кабинет и лабораторию. Она пустовала с тех пор, как я тут обосновалась. В углу я обнаруживаю стопку своих книг.
— Ох, извините. Я только что вернулась из Америки, и, если бы знала о вашем приезде, в первую очередь навела бы тут порядок.
— Пожалуйста, не беспокойтесь из-за таких мелочей, доктор Франклин, — отвечает он.
— Зовите меня Розалинд.
— Только если вы будете звать меня Аарон.
Мы ставим коробки, и он спрашивает:
— Где вы побывали в Америке?
— У меня была возможность проехать по обширным северным штатам, которые они называют Новой Англией.
Мы смеемся над тем, что новая, бескрайняя Америка сравнивает себя со своей старой, тесной метрополией.
— Я проехала также через внутренние штаты, по пути останавливаясь в Чикаго, Сент-Луисе и Мэдисоне, штат Висконсин. Ненадолго задержалась в Калифорнии, а затем направилась в Аризону. Какое там потрясающее солнце, особенно в пустыне и Гранд-каньоне!
— Звучит восхитительно. Мы с женой мечтаем однажды поехать туда. Мы скучаем по климату Южной Африки, и я слышал, что в Америке можно найти похожие районы.
«Восхитительно» — слишком слабое слово, чтобы описать все чудеса Америки. Но, пожалуй, сильнее всего удивили не места, а люди. В начале путешествия, которое было частью Гордоновской конференции по углю в Нью-Гэмпшире, меня пригласили посетить морскую биологическую лабораторию в Вудс-Хоул, штат Массачусетс. Этот биологический исследовательский центр расположен на самой оконечности Кейп-Кода, узкого полуострова к югу от Бостона, который простирается в Атлантический океан. Там проводились важные работы Томаса Ханта Моргана из Колумбийского университета по генетике, в частности о роли хромосом в наследственности, что побудило меня принять предложение.
Любезный ученый из Вудс-Хоула водил меня по бескрайнему побережью, когда я буквально столкнулась, — подумать только с кем! — с Джимом Уотсоном. Увидев его, я вздрогнула и выпалила: — Что, черт возьми, вы здесь делаете?
Я не видела Уотсона со дня нашего столкновения в моей лаборатории в Королевском колледже и ожидала, что он поведет себя как прежде. Я приготовилась к новому столкновению.
— Доктор Франклин! — воскликнул он, словно мы друзья-приятели, хотя я обратила внимание, что он выбрал официальное обращение, а не обидное «Рози». — Как я рад встретить вас в Америке!
— Взаимно, — настороженно ответила я, понимая, что на меня смотрит сопровождающий. — Я думала, вы уехали из Кембриджа в Калифорнийский технологический. А вы оказывается в Массачусетсе. Выходит, у меня неверные сведения?
Я не особо следила за Уотсоном после того, как ушла из Королевского колледжа — старалась забыть всю эту катастрофу, за исключением науки — но о нем и Крике часто писали, поскольку теория двойной спирали приобретала все большее признание, и эти двое набирали популярность. В последнем сообщении говорилось, что Уотсон обосновался в Калифорнии.
— Ваши сведения как всегда точны, — улыбнулся он. — Я осматриваю объекты Вудс-Хоула и интересуюсь их исследованиями. Вы ведь здесь с той же целью?
Почему он вдруг так дружелюбен и любезен, хотела бы я знать? Если бы он держался так же надменно, как в Англии, я бы знала, как реагировать. Но что делать с этой странной доброжелательностью?
— Именно так, — я решила отвечать в том же тоне, что и он, невзирая на свое к нему отношение и на то, как он поступил с моими исследованиями ДНК.
