позади филера.
«Ага, значит, из компаньонки вы ни черта не выудили! — злорадно подумал Листок. — Браво, мадам! Чувствуется школа русской охранки! Либо вы до сих пор молчите, либо успели отойти к праотцам, как господин Лимке, но все равно — браво! Ни черта им о записке не известно!»
Следующий вопрос Шимона прозвучал уже не столь уверенно — скорее растерянно. Протерев платком лоб, он с заметным раздражением спросил:
— О чем все же вы говорили с Лимке? Вы передавали ему что-либо или он вам?
«Ну, уж теперь дулю вам с маком, герр майор!» — с новым приливом злорадства подумал Листок и вслух эффектно возмутился:
— Тьфу на вас, пан Гараками! Говорю же — он предъявил мне претензии по поводу своей пассии и пожелал не видеть меня больше рядом с ней! Мне оставалось лишь заверить, что это досадное недоразумение, которое не повторится! Что вам еще нужно?
— И как он отреагировал? — пробубнил Шимон.
Листок в сердцах сплюнул в третий раз.
— Вы достали меня, герр майор! Никак не отреагировал, дьявол вас побери! И хватит ломать комедию! Говорите, что от меня нужно и катитесь ко всем чертям вместе со своей фиктивной супругой!
Стало тихо. Неожиданно фрау Катарина поднялась и, кивнув отступившему к стене Шимону, прошла в угол комнаты, занавешенный отчего-то зеленой бархатной портьерой. Назначение, казалось бы, неуместной шторы стало понятным, едва женщина скрылась за ней — стук захлопнувшейся следом двери не позволял усомниться, что там еще один вход в комнату. Через него фрау и вошла, вероятно, пока он пребывал в нокауте.
Шимон, поспешив следом, бросил на ходу бульдогощекому:
— Присмотри!
— Слушаюсь, герр майор! — прогремел позади филер, впервые подав голос.
— Верните портсигар, хочу курить! — прокричал Листок.
Шимон, уже исчезая за портьерой, махнул рукой:
— Дай ему папиросу, пусть курит! Если что — пристрели!
Как только дверь за портьерой захлопнулась, филер шагнул к столу, снял со стола портсигар и, открыв крышку, прощупал папиросы. Вероятно, убедившись, что подозрительного в них ничего не содержится, протянул Листку одну, а затем поднес зажигалку.
Листок затянулся — осторожно, чтобы не потревожить разбитую губу, но глубоко. Что ж, все надо обдумать, коль появилась возможность… Однако — «Взвейтесь, соколы, орлами!» — так дешево и глупо попасться в руки германской разведки! Именно разведки, ибо с учетом майорского чина Шимон не может не быть разведчиком, а то и главой германской резидентуры в Цюрихе! Его же милашка Катарина — судя по раболепию, с каким он перед ней стелется, — не меньше как присланный из Берлина куратор по конкретному делу. И именно по делу тайной встречи русских и гессенских эмиссаров. В этом также, пожалуй, сомнений нет — характер вопросов тому подтверждение. И работали они по тем, кто с делом этим связан, — следили за ним, русским офицером, за исчезнувшей графиней, схватили ее компаньонку, убрали Лимке…
Листок выпустил два кольца дыма в сторону стола и вдруг неясно почувствовал какое-то неуловимое несоответствие. Что-то связанное с Лимке…
Кто является русским посланником, им, похоже, было ошибочно ясно с первого дня его появления — это он, ротмистр Листок. А вот кто, в конце концов, есть гессенский отступник — этого они, пожалуй, не знали… Не знали и о броши государыни, коль о сем предмете вопросов не задавали. И значит, графиня все-таки улизнула, успев передать брошь Лимке, иначе бы о броши из нее вытрясли… Компаньонка же об «эдельвейсе» могла вообще не ведать…
Листок вдруг прислушался к странной тишине в комнате; на мгновение показалось, будто, кроме него, никого нет. Намеренно потянулся к пепельнице, но едва приподнялся, за спиной предупредительно засопели.
«Стоит, гад! Что ж, минуты тикают, надо думать!»
Он встряхнул пепел и, опустившись на стул, вновь предался размышлениям.
…Итак, агенты Шимона терялись в догадках, кто есть посланник гессенский… Но лишь до того момента, пока в ресторане он не подошел к графине Венденской. И тогда подозрение наверняка пало на нее — о сем с Росляковым они уже толковали… И выходило, что немец неминуемо установил за ней слежку и вышел на Лимке, что, конечно же, дало повод считать его еще одним человеком Эрнста Гессенского… Но для чего тогда было от него избавляться? Значит, вот что было непонятным и нелогичным в их рассуждениях! Не вернее было бы Лимке как гессенского подручного схватить и заставить говорить? Нет, что-то здесь не вяжется…
Листок закрыл глаза и затянулся дымом. «Думай, ротмистр, думай быстрее! Встань на место германских агентов!»
…Что ж, надо вернуться к ресторану… Если бы он, Листок, наблюдал со стороны, то ресторанный контакт с графиней ему явно не показался бы встречей посланников — был мимолетным, скандальным и завершился гневным уходом подозреваемой дамы… Однако это могло быть лишь игрой, скрывавшей первое знакомство эмиссаров. И кажется, наутро у них появился повод так думать — в гостинице объявилась компаньонка, которая могла-таки вывести русского на графиню и уже в более интимной обстановке. Но у театра он встретился не с ней, а Лимке… Выходит, с русским общались все подозреваемые в «гессенстве» — Лимке, компаньонка, графиня… Дьявол! Так зачем было хватать компаньонку и убивать при этом Лимке⁈
Листок поперхнулся дымом.
Черт! Черт! Только одно объяснение — после ресторана никакой слежки за графиней не было! И на Лимке агенты не выходили, чем дали ей возможность передать брошь и скрыться! Свою же оплошность они осознали, лишь раскрыв в ту же ночь связь пропавшей графини с великой герцогиней Анастасией Мекленбургской — не любимой Вильгельмом тещей германского кронпринца! А утром — при встрече ее компаньонки с русским! Оттого и схватили подругу, а выпавший револьвер лишь подтвердил, что и она, и графиня и есть гессенские посланцы! А что Лимке? Бог мой! Портсигар! При встрече с ним я протянул ему портсигар, и это они приняли за передачу какой-нибудь тайной переписки! Утром получил ее от гессенской компаньонки, а вечером передал Лимке! Значит, дурака опрометчиво приняли за сообщника русского эмиссара и решили заполучить корреспонденцию любой ценой — хоть с мертвого тела! А к чему жалеть, если русский у них в руках! И теперь нужно только взять его и вытрясти наконец имя гессенца или подтвердить, что именно графиня и была посланницей Эрнста! Но и тут полный облом — зарезать зарезали, но ничего не нашли! А из тех бредней, которыми он их напичкал, выходило, что ротмистр лишь случайный дурачок, который
