еще носили траур по сыновьями, младшим братьям и племянникам, погибшим в печально известной атаке легкой кавалерии, и люто ненавидели Россию. Дымящиеся руины Петербурга, рисовались их воображению, как сладостные картины совершённой мести.
Лишь лорд Пальмерстон, занимавший пост премьер-министра, сохранял сдержанность. И вернувшись после заседания парламента в свой замок, он раздраженно поделился своими тревогами с Эмили Лэм, бывшей графиней Каупер, а ныне его, Пальмерстона, молодой супругой.
Разговор их подслушала горничная, смазливая болтушка Кэтти, двадцати двух лет, и как могла пересказала его своему любовнику, носившему звучное имя Джеймс Бонд. Девушка и не подозревала, что под ним скрывается русский разведчик Денис Иванович Шахов, который сразу догадался, о чем шла речь в доме британского премьер-министра.
* * *
Поезд шел на Екатеринослав. В вагоне, кроме гвардейцев охраны, ехали всего двое — великий князь Александр Николаевич и я. За окнами сверкали на солнце разливы половодья. Ранняя весна проникала все дальше на север и я опасался, что насыпь, на которой было проложено полотно железной дороги может подмыть, потому приказал солдатам на передней площадке паровоза смотреть в оба.
Со своим царственным спутником я не делился опасениями. У него и так было настроение хуже некогда. Из Петербурга приходили дурные вести. Здоровье Николая Павловича становилось все хуже. В прошлой версии истории он умер еще 18 февраля — в этой уже продержался дольше, но пневмония дала осложнения, так что при нынешней медицине шансов выжить у императора не было.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, будущий самодержец начал расспрашивать меня о моих дальнейших планах. Не личных, а, как он выразился «государственных заботах», словно следующим императором должен был стать я, а не он. Впрочем, я же теперь не просто эксцентричный помещик из Екатеринославской губернии и даже — не губернатор. Указом его величества, Шабарин Алексей Петрович назначен вице-канцлером Российской империи.
Об этом я узнал еще перед вылазкой в Камышовую бухту, но не помчался на всех парах в столицу, потому что следовало окончательно устранить угрозу военного вторжения в Крыму. Теперь, когда наша эскадра блокировала Проливы, а турецкий султан запросил мира, можно было заняться и более мирными делами, если под таковыми понимать подготовку к грядущим войнам.
— Si vis pacem, para bellum. Хочешь мира, готовься к войне, — процитировал я цесаревичу известное латинское выражение.
— Неужели опять ждать войны, Алексей Петрович? — спросил он.
— Да, ваше императорское высочество, — ответил я и пустился в рассуждения. — Порою мы неправильно воспринимаем войну. Она кажется нам лишь досадным нарушением спокойствия. От такого отношения проистекают многие ошибки.
— Вы хотите сказать, господин вице-канцлер, что война — это и есть естественное течение жизни? — удивился великий князь.
— Совершенно верно, ваше императорское высочество. — Война не просто часть истории рода человеческого, она и есть его история. Разве можно припомнить хотя бы один, более менее, длительный промежуток времени, когда бы люди не воевали? Все исторические хроники, все раскопки древностей, производимые кладоискателями и учеными мужами, свидетельствуют о том, что именно война всегда была основным содержанием жизни древних египтян, вавилонян, греков и римлян. О войнах повествует и Ветхий Завет. А разве история нашего, Богом благословенного, Отечества не свидетельствует о том же?
— Вы правы, Александр Петрович, — кивнул цесаревич, — но Боже мой, как же неприятна эта мысль!
— Да, ваше императорское высочество, лицо войны неприятно, более того — отвратительно, но отворачиваться от него не стоит, если не желаешь получить нож в спину. Сколько раз мы, усыпленные сладкими речами наших европейских соседей о мире, получали такой удар. И поверьте мне, еще получим, если не будем к этому готовы ежечасно. Европа воспринимает нашу природную доброту и соблюдение заповедей Господа нашего, как слабость. И если мы не хотим, чтобы война раз за разом приходила на нашу землю, к ней нужно быть готовыми постоянно. Более того, следует готовиться не к вчерашней, уже отгремевшей войне, а — к завтрашней, которая будет проистекать совершенно иначе. Сравните, ваше императорское высочество, Отечественную войну и нынешнюю, когда дело решает уже не только храбрость солдат и выучка офицеров, но и техническое оснащение, а также — пищевое и вещевое довольствие и медицинское обслуживание. А завтра — все это будет иметь куда большее значение, чем сегодня.
— Ну, храбрость и выучка всегда будут иметь решающее значение, — возразил великий князь.
— Вы совершенно правы, ваше императорское высочество, но солдат и офицеров следует беречь. Это самый ценный и трудновосполнимый наш ресурс.
— Ресурс, — невольно улыбнулся будущий царь. — Мне докладывали о вашей склонности к необычным оборотам… И все же, что вы предлагаете делать?
— Во-первых, полностью перевооружить армию и флот. Гладкоствольные и заряжаемые по старинке орудия и ружья должны отойти в прошлое. Во-вторых, парусный флот следует заменить на паровой и броненосный. В-третьих, отказаться от рекрутского набора, а вместо него брать в армию молодых мужчин, годных по здоровью, на несколько лет, чтобы они могли пройти воинское обучение, после чего — отпускать их в запас и призывать в случае опасности для Отечества.
— Говоря об этих молодых мужчинах вы, разумеется, имеете в виду исключительно мужиков?
— Простите, ваше императорское высочество, но вынужден возразить. Молодых мужчин всех сословий, почти без исключений — дворян, купцов, мещан и крестьян. Исключение могут составить лишь люди духовного звания. Ежели кто из юношей захочет связать свою судьбу с армией или флотом пожизненно, таковых следует обучать на унтер-офицеров и офицеров, вне зависимости от сословного происхождения, для чего — расширить число военных учебных заведений.
— Мещан и мужиков в кадеты и гардемарины? — хмыкнул цесаревич.
— Совершенно верно, ваше императорское высочество. Таким образом, мы получим огромную обученную армию в запасе, готовую в любой момент отразить вражеское вторжение. И в то же время, отслужив два— три года, молодые сыны России смогут вернуться к своим прежним занятиям.
— Я подумаю над вашим предложением, господин вице-канцлер, — кивнул тот, кому вскоре надлежит занять российский престол. — Хотя мне пока трудно представить дворянских детей, которые живут в казармах с сыновьями собственных кухарок и лакеев.
* * *
Цесаревич с интересом не только слушал своего собеседника, но и наблюдал за ним. Причем, не только сейчас — в жестком и тряском вагоне поезда. От великого князя не укрылось то, что имя екатеринославского помещика овеяно неслыханной славой, особенно — после дерзкой вылазки в Камышовую бухту, в которой недавно назначенный вице-канцлер принял
