иной раз стирала, и гладила. Да, еще и баня.
Вроде, у меня больше и дел-то нет. Белье мы прачке отдаем.
— Она сумеет, — коротко сказала Анна Николаевна. — Заплатишь ей не пять рублей, как кухарке, а шесть, вот и все.
— Если женщина толковая, так я и шесть заплачу, и семь.
— Семь — это слишком, а шесть в самый раз будет, — отрезала тетушка и пояснила. — Если ты станешь ей семь рублей жалованья платить, то остальная прислуга повышения потребует.
Мы с Анькой переглянулись, а девчонка вздернула нос. Она-то у меня целых семь рублей получала, а ведь девчонка — ни опыта, ни навыков. Помню, как она мой парадный мундир сожгла.
— А справится? — с сомнением спросил я. — И завтраки с обедами готовить, и полы мыть? Ежели, немолодая?
— Ваня, так немолодая, но не древняя же старуха, — заулыбалась тетушка. — Татьяне лет пятьдесят, может, чуть больше. Ежели она тебя устроит, то потом вы с Леной ее и в Петербург заберете. Ты же говорил, что с женой своим домом станете жить, а не у батюшки с матушкой.
Мы с Леночкой переглянулись, закивали. Ну да, разговор был, а еще говорили, что хорошую кухарку и в Петербурге-то трудно найти, а уж в Череповце-то тем более.
— Ваня, так у тебя и делать-то ничего не надо, — вмешалась Аня. — В доме ты никогда не пачкаешь, а завтраки да обеды сготовить — ерунда.
За меня, значит, опять все решили. Так и ладно. Я человек бесхарактерный и бесхребетный, пусть хозяйственные вопросы решают умные люди.
— А что за кухарка? — поинтересовался я. — И опытная, да еще и в столицу готовая ехать? Я, когда в прошлую зиму себе кухарку искал, все пески взрыл — нету. Опытных и взрослых днем с огнем не сыщешь, пришлось…
Хотел сказать — пришлось мелкую взять, на свою голову, но промолчал. Выразительно посмотрел на Аньку, а та, слегка ухмыльнувшись, украдкой оглянулась на тетушку и быстренько показала мне язык.
Я, между прочем, сдержался и не ответил. Сам собой горжусь.
Анна Николаевна сделала вид, что ничего не заметила, пояснила:
— Татьяна у Петраковых жила еще до Реформы. Она же из крепостных, из дворни барской. В кухарках лет двадцать, может и больше, а до этого еще кем-то служила.Да и какая разница? Сам должен знать, что Петраковы в столицу уехали, а дом и имение покойному генералу продали. С генералом, когда о продаже договаривались, уговорились, что он прежних слуг из дома не выгонит, себе возьмет. Парочку-то с собой взяли, а куда их всех-то везти? У брата моего — отца Леночкина, прежняя прислуга осталась, которую из имения перевезли, как Бравлины в Белозерске осели. Но у родителей наших имение маленькое, всей дворни было человек пять. Двое с господами остались, остальные на землю ушли. А Татьяна боится — купят новые хозяева дом и имение, выгонят ее. И куда она на старости лет?
Все время забываю, что родители невесты — землевладельцы и бывшие крепостники. Да и мои родители тоже, еще покруче, раз у них три имения. Как хорошо, что я родился после отмены крепостного права, значит, меня к помещикам-крепостникам отнести нельзя.
Татьяна, кухарка покойного генерала. Интересно.
— Так ведь кухарка в Ивачеве должна быть? — удивился я. А еще порадовался. Вот, в Ивачево не понадобится ехать, чтобы кухарку допрашивать. А по Мещерякову с его подельником я тамошнему уряднику запрос отправлю — пусть проверяет тамошний постоялый двор — не засветились ли там подозреваемые.
— А что ей там одной делать? — отозвалась тетушка. — Узнала, что барин помер — сам ли повесился, повесили ли — это ты, господин следователь, выяснишь, а куда кухарке деваться? Дом барский большой, денег у нее нет. Если какие-то сбережения и есть, так они здесь, в городе. Опять-таки, если какие-то припасы имеются, на сколько их хватит? Протянет сколько-то, а что потом? Так и страшно, одной-то. А в Череповце хотя бы и крыша, и знакомые есть. Если не кухаркой, так хоть в прачки, а то еще кем-нибудь да возьмут. А что в деревне? Кому там прислуга нужна? К нашей кухарке пришла, спрашивала — не нужна ли прислуга кому, я о тебе и вспомнила.
— Я почему-то думал, что кухарка у генерала молодая, — раздумчиво хмыкнул я. — Старик Яков, который и за дворецкого, и за лакея, ее Танькой звал.
— А как бы он еще кухарку стал называть? — усмехнулась тетушка. — Якову за шестьдесят, может и больше, ему бабы, которым пятьдесят, девчонками кажутся.
— Пусть Татьяна ко мне приходит, в Окружной суд, — решил я.
— А зачем в суд? — удивилась тетушка. — Кто же прислугу в суде нанимает? Да она испугается, и прийти побоится.
Точно, что-то я недодумал. Прислугу следует дома принимать, а допрашивать ее можно в процессе. Как знать — не исключено, что она и интересного-то ничего не скажет? Побеседую вначале.
— Тетя Таня завтра придет, — вмешалась в разговор Анька. — Я сама с ней сначала поговорю, все объясню, а потом уже ты подойдешь. Замок врезной вставим — батька придет…
— Аня, не батька, а батюшка, — перебила подругу Лена. — Или, на крайний случай — папá.
— Папá, так папá, — обреченно вздохнула Аня. — Кухарке ты ключ дашь, чтобы она по утрам тебя не будила, как печку топить примется.
— Ты ее драники научишь печь? — хмуро поинтересовался я.
— И драники печь научу, и всему остальному, — пообещала Анна. Прищурив глаза, сказала: — Но ты не думай, я тебя без догляда не оставлю.
— Мы не оставим, — мягко уточнила Лена.
— Еще я стану приходить к тебе Маньку кормить, — сказала гимназистка и, ехидно добавила: — Не могу же я свою Маньку постороннему человеку доверить?
Глава 21
Сын своей матери
Анька усвистала на учебу, зато с утра явились мужики в количестве трех человек во главе с Игнатом Сизневым. Еще вместе с ними прибыла лошадка с телегой, груженной досками. Причем, не горбыль, а обрезная доска! Ишь, раздухарилась Анька. Для Маньки и горбыль бы сошел.
С Игнатом Сизневым мы виделись, пусть и нечасто. Так, пересекались пару раз, кивали друг дружке, вот и все. Я у него дома бывал, но давно,
