Глава 22
Когда в половине восьмого утра зазвонил телефон, я схватил трубку, протирая глаза и надеясь, что это Торклесон или Коуди с новостями. Проснувшись и увидев Мелиссу, наблюдающую за мной, я понял, что не спал несколько часов и заснул только что.
— Все готово к завтрашнему дню? — спросил судья Джон Морленд.
Я не ответил.
— Я знаю, что это трудно, — продолжал Морленд. — Пожалуйста, не делайте это еще более трудным для всех нас.
— Я сделаю это более трудным для вас, — уточнил я.
Последовала пауза.
— Что? — спросил судья.
— Вы слышали меня. Вы попадете в тюрьму, где не сможете снова прикасаться к маленьким девочкам. И вам известно, что происходит в тюрьме с такими, как вы.
Когда он заговорил, его голос звучал сердито и раздраженно.
— Я понятия не имею, о чем вы говорите.
Я надеялся, что он поведет себя, как виновный, и разоблачит себя. Но он был хорошим актером.
— В самом деле? — спросил я.
— Вы сошли с ума. Ненавижу это говорить, но забрать ребенка из такого… окружения следует как можно скорее.
— Вы будете носить робу, ботинки без шнурков и проведете все время, оглядываясь через плечо и ожидая очередного нападения.
Тяжелый вздох.
— Я сделал все, что мог, чтобы облегчить ваше положение, — сказал Морленд. — Дал вам время, хотя не обязан был это делать. Я предложил помочь вам и вашей жене с другим усыновлением, но вы отвергли это предложение. Все, что я слышу от вас, — это угрозы и параноидальная демагогия. Вы обвиняете моего сына в убийстве, а меня в том, что я даже не могу произнести вслух. Я надеялся, что эту болезненную процедуру можно осуществить сдержанно, хотя бы ради ребенка, но вижу, что это невозможно.
Он почти убедил меня!
— Я сделаю это трудным для вас, — повторил я.
— О, ради бога…
Я швырнул трубку и увидел в дверях Мелиссу с Энджелиной на руках.
— Это был он? — спросила она.
— Да.
— Что он хотел?
— Убедиться, что мы готовы.
— Как любезно с его стороны, — горько усмехнулась Мелисса и закрыла глаза. Я встал на случай, если понадобится успокоить ее. Энджелина потянулась ко мне с криком «Па!».
Я не мог съесть даже тост и пил одну чашку кофе за другой. С чашкой в руке я бродил по комнатам нашего дома, как будто видел их в первый раз. Белый зимний свет просачивался сквозь портьеры, более бесстрастный, чем летний. Снаружи, очевидно, было холодно, так как обогреватель щелкал, регулярно подавая теплый воздух. Я тщетно пытался вспомнить, когда я последний раз проверял нашу печь в полуподвале.
Сэндерс и Моралес были на обычных местах. Выхлопы работающих моторов их машин растворялись в воздухе.
Я не говорил Мелиссе о своих подозрениях, касающихся судьи Морленда, и беседе с детективом Торклесоном, рассчитывая, что он позвонит и подтвердит связь судьи с сетью.
Мелисса решила, что в доме чего-то не хватает, и решила испечь хлеб. Вскоре аппетитный запах наполнил дом.
В комнате Энджелины стояло в углу несколько коробок с надписями: «Зимняя одежда», «Летняя одежда», «Игрушки и подарки».
Это происходило в действительности.
Четвертый раз за день я достал свой мобильник, набрал номер Коуди и услышал: «Номер находится вне сферы обслуживания. Пожалуйста, оставьте сообщение».
За день было несколько телефонных звонков, но только не от Торклесона и не от Коуди. Отец и мать Мелиссы звонили из разных мест, и она говорила с ними дольше, чем когда-либо. Во время разговора с отцом ее лицо покраснело, и я понял, что она сердится.
— Мы подключили адвоката, папа, — горячо сказала Мелисса. — И он сделал, что мог. — Она нахмурилась, а увидев, что я наблюдаю за ней, закатила глаза. — Здорово, папа, что ты внезапно забеспокоился и знаешь ответы на все. Но где ты был три недели назад, когда мы могли бы воспользоваться твоей мудростью?
Мои родители вскоре позвонили, раньше чем Мелисса успела остыть. Она сказала им, что ситуация не изменилась, потом передала трубку мне.
