глазах горел какой-то странный огонёк.
— Вот это силища! — потёр он щёку. — Кажется, я влюбился.
— Чего? — поднял взгляд. — Ты совсем дурак?
Сержант покраснел, опустил голову и что-то забормотал себе под нос. Только этого мне ещё не хватало — влюбившегося подчинённого.
Открыл папку и начал читать. Брови невольно поползли вверх. Почему-то руководство ССР считает, что шпионом может быть… Кто? Лейтенант Алик Арсланович Щетинов? Задумался. По первому впечатлению моего короткого знакомства с ним я бы о таком не подумал. Щетинов был суровым, жёстким и требовательным, но это не делало его предателем.
Документ был составлен сухим, канцелярским языком. Лейтенант подозревался в связях с турецкой разведкой. Основания? Несколько странных выходов в город, встречи с неизвестными лицами, передача неких предметов или документов. Всё это выглядело зыбко, без конкретики. Кто-то явно попытался состряпать дело из ничего. Ладно, завтра что-нибудь попробую придумать.
Мы снова улеглись спать, но мысли о Рудневой не давали покоя. Баба и в ССР? Как? Почему её туда направили? Кто?
В этом мире женщины могут быть магами, сильными бойцами, но всё же глубоко патриархальная культура империи не предполагает для них военных должностей. Особенно в ССР — элитной организации, куда попадают лучшие из лучших.
Снаружи тихо выла собака, а в ответ ей чуть слышно улюлюкал часовой. Коля уже сопел, свернувшись калачиком. А я всё лежал с открытыми глазами, пытаясь сложить осколки этой странной мозаики.
Утро наступило так же быстро, как и ночь. А после начали тянуться дни. Подобраться к Щетинову у меня просто не получалось.
* * *
Наши с Колей тренировки лейтенанта вполне устраивали. Он не вмешивался и не заставлял заниматься общими упражнениями с курсантами. Почти каждый день Щетинов ставил нас в пример, чем изрядно бесил всех остальных. Хуже всего пришлось Воронову. С его габаритами и подходом к делу физические нагрузки просто не сочетались.
— Воронов! Ещё десять кругов! — рявкал Щетинов, наблюдая за пыхтящим аристократом.
— Господин лейтенант, я… уже… не могу… — хрипел тот, вытирая потное лицо рукавом кителя.
— А я сказал: бегом! — офицер замахивался тростью, которой частенько награждал нерадивых курсантов по мягкому месту.
Барон с трудом отрывал ноги от земли, пытаясь изобразить нечто похожее на бег. Его грузное тело перемещалось по плацу со скоростью раненой черепахи, что вызывало смешки у отдыхавших после пробежки товарищей.
Щетина, как звали лейтенанта между собой, просто не слезал с барона. Он словно выбрал его своей личной миссией — превратить неповоротливого аристократа в настоящего бойца или умереть, пытаясь.
— Живее! — кричал Щетинов. — Моя бабушка и то быстрее двигается, а ей девяносто восемь!
Порой парню приходилось весь день бегать, отжиматься, подтягиваться, стрелять, и так по кругу. Воронов блевал, падал в обморок, но лейтенант поклялся, что приведёт его в форму. Зрелище было одновременно жалким и почти завораживающим — упрямство обоих, только в разных проявлениях.
К слову, сам лейтенант Щетинов был крепким, как молодой дуб. Среднего роста, но широкоплечий, с бычьей шеей и короткими сильными пальцами. Он носил усы — аккуратные, щёточкой, и коротко стриженные волосы, в которых уже начала пробиваться седина, хотя ему едва ли было больше тридцати. Вечно загорелое лицо выдавало человека, проводящего больше времени на улице, чем в помещении.
За неделю у меня сложились крайне хорошие отношения почти со всеми офицерами в части. Я научился находить правильный подход к военным, знал, как завоевать их доверие — не подхалимажем, а профессионализмом. Они ценили мою пунктуальность, чёткое выполнение заданий, рациональные предложения.
Учёба… Ну, почти всё, чему нас учили, я знал. Где-то даже больше, намного больше, особенно когда дело касалось тактических решений и стратегического планирования. Сказывался королевский опыт.
Меня освобождали от занятий и отправляли работать с людьми. Быстрее всех остальных сформировали под моё командование взвод из сорока человек, в основном состоящий из рядовых и нескольких сержантов. Так что дни стали однообразными, но наполненными.
Утро начиналось с построения и личной тренировки с Колей. Мы выполняли комплекс физических упражнений, потом оттачивали боевые приёмы, стреляли по мишеням. К восьми часам на полигон подтягивались мои бойцы. Пропитанные потом гимнастёрки, усталые лица, но в глазах — уважение и готовность выполнить любой приказ.
Назначил себе помощников из сержантов плюс Костёва. Они были главными в отрядах по десять человек, и эта структура помогала лучше контролировать взвод. Мы работали, как положено: я формировал задачу, они выполняли.
— Мехов, Трошкин, Патрушев, ваши группы отправляются на захват высоты, — указывал я на небольшой холм на полигоне. — Козинцев с Костёвым, вы прикрываете и обеспечиваете отход в случае необходимости.
Сержанты быстро распределяли своих людей, проверяли снаряжение. Учебные автоматы хоть и не стреляли боевыми патронами, но выглядели как настоящие и весили столько же. Солдаты должны были привыкать к тяжести оружия, к его отдаче, к необходимости постоянно следить за состоянием механизмов.
Мы отрабатывали подход к вражеской позиции. Захват, отход, прямые атаки в разных связках. Пока одни отряды сражались друг с другом, я лишь следил и указывал пальцем.
— Убит! — ткнул в рядового Петрова, который слишком высунулся из-за укрытия.
В этот момент военный падал на землю, и оставшиеся быстро должны были сориентироваться: сомкнуть ряды, выбрать нового лидера или отходить.
Полигон представлял собой участок степи с искусственными укреплениями — холмами, рвами, каменными стенами. Солнце жарило нещадно, пот заливал глаза, но мои люди не сдавались. Они ползали по земле, перепрыгивали через канавы, прятались за камнями и деревянными щитами.
— Карташов, прикрывай Смирнова! Артамонов, заходи с фланга! — командовали сержанты, расположившись на небольшом возвышении.
Я наблюдал за ними, делая мысленные пометки. Этот — толковый, но слишком осторожен. Тот — смелый до безрассудства, нужно притормаживать. А вон тот парень с родинкой на щеке — самый незаметный, но всегда оказывается в нужном месте в нужное время.
За моей работой наблюдали все, начиная от Щетины, Сосульки и заканчивая Царём. У каждого офицера тут был то ли позывной, то ли прозвище. Этот момент не обошёл и меня. Я стал Могилой. Название прицепилось после того, как один из рядовых в сердцах сказал: «Ну он нас в могилу загонит своими тренировками».
Солдаты под моим управлением ходили строем со мной, начиная с утра и до отбоя. Вместе ели, пили, мылись и тренировались. Даже в столовой мы сидели рядом, за одним столом — без разделения на офицеров и рядовых. Это вызывало неодобрительные взгляды со стороны некоторых земельных аристократов, но моим солдатам нравилось. Они чувствовали себя единым целым, настоящей боевой единицей.
— Павел Александрович, — спросил меня сержант Мехов во
