Exoriare aliquis nostris ex ossibus hæres![153]
А пока я буду идти собственным путем, поскольку в произведении, предмет которого – человек и как он питается, раздел о тучности совершенно необходим.
Под тучностью я понимаю то состояние избытка жировой ткани, при котором у не больного, в общем-то, индивида члены мало-помалу увеличиваются в объеме, теряя свою форму и первоначальную гармонию.
Бывает, что тучность ограничивается областью живота, но я никогда не наблюдал такого у женщин: ткани у них, как правило, более мягкие, поэтому, когда их атакует тучность, она не щадит ничего. Я называю такую разновидность тучности гастрофорией, а тех, кого она поразила, – гастрофорами. Я и сам из их числа; но, хоть я и обладаю заметно выступающим животом, голени у меня сухие и жилистые, как у арабского скакуна.
Тем не менее я всегда рассматривал свой живот как грозного врага, и я его победил, низведя до уровня величественности; однако, чтобы его победить, мне пришлось с ним сражаться, и тою пользой, которую принес мне этот опыт, я обязан именно своей тридцатилетней борьбе.
Я начинаю с выборки из более чем полутысячи диалогов, которые я некогда вел со своими соседями по столу – с теми из них, кому угрожала или кого уже удручала тучность.
Толстяк: Боже! Какой дивный хлеб! Где вы его берете?
Я: У г-на Лиме, на улице Ришелье: он булочник их королевских высочеств герцога Орлеанского и принца Конде; я его выбрал потому, что он мой сосед, и держусь за него потому, что сам объявил его лучшим хлебопеком в мире.
Толстяк: Это надо запомнить; я ем много мучного, а с подобными хлебцами готов обойтись без всего остального.
Другой толстяк: Да что же это вы делаете? Едите только бульон от супа и оставляете прекрасный рис из Каролины!
Я: Я следую особой диете.
Толстяк: Плохая диета, рис для меня – наслаждение, как и остальные крахмалистые продукты, а также макароны и все такое прочее: нет ничего сытнее, недорого и никаких забот.
Толстяк, получивший подкрепление: Сударь, передайте мне, пожалуйста, картофель, он прямо перед вами. Тут еду разбирают с такой скоростью, что, боюсь, мне ничего не достанется.
Я: Вот он, сударь, теперь у вас под рукой.
Толстяк: Но вы ведь наверняка себе тоже положите? Здесь хватит на двоих, а после нас хоть потоп.
Я: Нет, я воздержусь; картофель я ценю лишь как защитное средство от голода, а вообще-то, нахожу его в высшей степени пресным.
Толстяк: Гастрономическая ересь! Нет ничего лучше картофеля; я-то ем его в любом виде, а если он появляется и при второй подаче, будь то по-лионски, будь то в виде суфле, потребую соблюдения моих прав.
Толстая дама: Будьте так добры, пошлите для меня за фасолью по-суассонски, я вижу ее на том конце стола.
Я (выполнив ее просьбу и тихонько пропев на известный мотив):
Суассонцам что за боль,Коль растет у них фасоль…Толстуха: Не шутите так, для того края фасоль – настоящее сокровище. Париж делает на этом значительные суммы. Я прошу вас пощадить и мелкие болотные бобы, их еще называют английскими; когда они еще зеленые – это просто объедение, пища богов.
