бы при Иване Грозном все бы побежали от опричнины вместе с Курбским к полякам. Что бы осталось от России?
– Но большевики свергли царя. Погубили его и всю венценосную семью. Как же ты можешь служить им, ты же давал присягу?
– Присягу я давал государю. Когда он отказался от трона, то освободил меня от нее. Да и свергли его не большевики, а кучка барыг во главе с Гучковым, которым нужна была чужая война для получения военных заказов. Но и денег им стало мало, захотелось власти. С ними заодно оказались и высшие офицеры. Все эти Алексеевы, Рузские, Каледины, заставившие царя подписать отречение. Вы же хорошо знаете, что все они толклись у английского посла в Питере – Бьюкенена. Вот кто дирижировал свержением императора. И царя погубили не большевики, а британский король Георг V, «родственничек», который закрыл государю и его семье въезд в Англию. Именно он толкнул царя и его семью в руки озверевшего на войне народа.
– С тобой трудно спорить, – одобрительно улыбнулся Бобровский. – Ты стал настоящим разведчиком. Смотришь в корень. И все-таки, если бы не изощренная большевистская пропаганда, разложившая страну и армию, наша Россия устояла бы.
– Нет, Владимир Иванович, царскую Россию сгубила не пропаганда, а элементарная жадность нашего дворянства. Понимая в душе, что может погибнуть, оно не смогло вовремя поделиться землей с крестьянами. А когда стало уже поздно и крестьяне стали сами брать ее, мужики попутно смели и беспомощную царскую власть. Признаком деградации правящей элиты было и вооружение озлобленного крестьянства, которое направили на непонятную для него войну и научили убивать. Весь большевизм этих крестьян с винтовкой в руках заключался в том, чтобы закончить войну, сбежать домой, где уже делили помещичью землю, и захватить свою долю. Кстати, и вас с Колчаком разгромила не регулярная Красная армия, а как раз эти вооруженные мужики, партизаны. Только большевики смогли обуздать эту стихию и направить ее в организованное русло.
– Хорошо, в чем-то ты, может быть, и прав. Но что будет дальше, куда они заведут бедную Россию?
– Вы информированный человек, знаете историю. Как все было, например, во Франции? Революция, штурм Бастилии, свобода, равенство и братство. Потом наверх вынесло якобинцев, которые перетрясли и обновили всю жизнь страны. После решения такой исторической задачи, которая оказалась не по силам монархии, появились другие люди и вожди. Они передушили якобинцев и выдвинули первого консула – Бонапарта. Новый лидер под старыми лозунгами стал императором и сделал Францию великой нацией. Похожее происходит и в России. Большевистские якобинцы переломали царские порядки и высвободили творчество забитых низов. Но потом сформировалась новая элита, которой не понравилась идея использовать Россию в качестве дров в топке мировой революции. В ожесточенной внутриполитической борьбе наших якобинцев пересажали и перестреляли. Возникла фигура нового вождя, российского Бонапарта, который, не меняя старых лозунгов, занялся возрождением былой мощи России. И это не пустые слова. Вышибли иностранных интервентов во главе с вашими нынешними покровителями. А ведь поживиться за счет России кинулись 14 государств. На Халхин-Голе разбили нос японцам. У финнов отобрали военно-морские базы в Балтийском море. Вернули в лоно России Прибалтику, Западную Белоруссию и Западную Украину. Когда подрастет новое поколение, стремящееся к более обеспеченной жизни, отойдут в прошлое и Сталин с его режимом. Сформируется уже в который раз другая, более свободная Россия. Такова железная логика исторического развития.
Бобровский с сомнением покачал головой:
– В этой лубочной картинке ты кое о чем забыл.
– О чем же? – спросил Штефан, хотя уже примерно представлял, что услышит.
– Например, об историческом несчастье России. Она очень богатая страна своим талантливым народом, огромными просторами, природными ресурсами. Ее богатства веками не давали спокойно спать западным шакалам. Если Россия распрямляла плечи, сразу же они организовывали кровавые смуты и крестовые походы против нее. В отличие от нас Франция на Западе своя. Ее конфликты с другими европейскими державами – это ссоры между родственниками. Другое дело Россия, варварская, по глубокому убеждению европейцев, страна. Мой любимый поэт Тютчев с горечью написал:
Как перед ней ни гнитесь господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы!
Местные финансовые дельцы ни о чем так не мечтают, как сделать однажды из России «Новую Индию», где нескончаемые десятилетия могли бы безнаказанно наживаться не только американские, но и другие западные проходимцы. Почти всю свою историю Россия жила в блокаде и была вынуждена восстанавливать разрушенное в очередной раз хозяйство за счет жертв своего народа. Я боюсь, что когда-нибудь этого народа просто не хватит.
Штефан медленно и выразительно кивнул, а затем, взвешивая каждое слово, ответил:
– Владимир Иванович, мне приятно убедиться в том, что вы, мой учитель, остались патриотом России, тяжело переживаете ее невзгоды и болеете за нее душой. Как сказал великий русский поэт Некрасов:
Кто живет без печали и гнева,
Тот не любит Отчизны своей.
А что касается нашего народа, то его действительно может не хватить, если такие талантливые люди, как вы, будете служить врагам России.
– На данном историческом отрезке у меня с американцами общий враг – большевизм. – Тон Бобровского сделался жестким. – Пока они будут с ним бороться, я буду их поддерживать.
– Но вы сами себе противоречите, – не удержался Штефан. – Не большевизм их интересует, а колонизация России. Вы надеетесь на иностранные штыки, чтобы войти в Россию и построить здесь монархию? Да кто вам позволит это сделать? Возможно, дадут какое-то хлебное место в туземной администрации. Но управлять будет американский генерал-губернатор. Вы что, не насмотрелись подобного в Сибири?
От выпитой водки и резких слов собеседника Бобровский вспылил:
– Если ты хотел меня унизить, ты добился своего. Да, ты затронул самую больную струну в душе каждого русского патриота на чужбине. Что касается меня, я буду, пока хватит сил, бороться с большевизмом разведывательными средствами. Но никакой вооруженной интервенции против России я помогать не буду. Таково мое кредо, и я от него не отступлю. Не старайся меня переубедить, это бесполезная трата времени.
Штефан примирительно улыбнулся и снова разлил по рюмкам:
– Бог с вами, Владимир Иванович. Хотя ваша позиция кажется мне противоречивой и в чем-то даже наивной, каждый волен решать, что для него значит слово «Родина» и как эту Родину защищать. И переубеждать вас я не собираюсь.
Бобровский как-то недоверчиво посмотрел на свою наполненную рюмку, на некоторое время задумался, а затем, явно что-то решив для себя, чисто по-русски махнул рукой:
– Тогда давай ближе
