необдуманным» его поведение во взаимоотношениях с Тартальей, Скалигером или, скажем, с парижскими медиками.
Легко предположить, однако, что Кардано был человеком малоприятным, особенно для тех, к кому он относился с презрением, или для людей «заурядных и не блещущих талантами». Только люди выдающиеся – то ли талантом, то ли душевными качествами – пользовались его любовью. Он был убежден в том, что «иметь другом выдающегося человека – признак великой мудрости». И с такими людьми он «никогда сам не порывал уз дружбы, и если их приходилось порывать, то никогда не выдавал тайн своих бывших друзей и не попрекал их». С неизменными мягкосердечностью и заботливостью он относился и к своим близким – жестокому отцу, неразумному старшему сыну и опустившемуся младшему, никогда не распространялся о своих ссорах с домочадцами. Десять завещаний, написанных им с 1531 по 1576 год, показывают, что он заботился не только о родственниках, но и о слугах.
Вынужденный в течение всей жизни прибегать к покровительству мирских и духовных владык, Кардано неизменно занимал по отношению к ним позицию верноподданного. «Никогда не делай того, что не угодно князю, – поучал он своих детей. – Если в отношениях с власть имущими или лицами более высокого сословия, особенно заслуженными, кто-либо из них обращается с тобой дурно, будь с ним тем более вежлив и безукоризнен; во всем надо соблюдать спокойствие». Что это?
Заурядное филистерство или «разумное» приспособленчество? А может быть, тайная насмешка над власть имущими? Ведь писал же он: «Верность людей соизмеряй их выгодой, если их духовная сущность не стоит выше всяких материальных интересов».
Для нас наиболее привлекательной чертой характера Кардано является его огромное трудолюбие. «Я совершенно не выношу терять время…»; «…едучи верхом, и принимая пищу, и лежа в постели, и бодрствуя, я всегда что-нибудь обдумывал и соображал»; «во мне постоянно только размышление»; «склонный к постоянным размышлениям, я часто обдумываю множество вещей, столь же грандиозных, сколь иной раз и неосуществимых, и притом могу размышлять о двух предметах сразу». Это не голословные утверждения и не хвастовство: многие десятки книг и неопубликованных рукописей подтверждают слова Миланца. Он постоянно жаловался на слабую память и на то, что приходилось тратить много времени на многочисленные выписки, на записи слухов и рассказов очевидцев. А сколько сил отнимали доработка и переработка многочисленных рукописей, их подготовка к печати! Привычка к постоянной напряженной работе за письменным столом настолько вошла в плоть и кровь Кардано, что никакие радостные или печальные события не могли остановить его перо. «Более чем в ином я был постоянен в занятиях, в особенности в писании книг, так что сколько бы раз мне ни делали самых заманчивых предложений, я не отступал от установленного образа жизни и упорно продолжал начатое дело.» И нас не может не привлекать в Кардано его постоянное стремление оставаться самим собой и в тяжкие минуты жизни, и на вершине славы.
Предоставляем судить об этом читателю. Пусть он только всегда помнит совет, а может быть, просьбу, самого Миланца: «Если. кто без пристрастия захочет судить о моих проступках и задумается над тем, как я дошел до них, то. пусть будет принято во внимание состояние моего духа, условия необходимости, стечения обстоятельств, то горе, какого мне стоили совершенные мною ошибки…» Нам же кажется, что лучшей характеристикой Кардано являются его собственные слова: «Я взял своей эмблемой ласточку, ибо считал ее во многих отношениях олицетворяющей мой собственный нрав и привычки: она не причиняет людям никакого вреда, не избегает жить в соседстве бедных, постоянно обитает среди людей и тем не менее никогда не делается ручной. живет семейной жизнью, но сохраняет свободу движений и не держится стаями, услаждает пением хозяина дома и не выносит неволи.»
И заканчивая описание жизни и трудов миланского врача, сына своего времени, своей эпохи, столь же сложной и противоречивой, как и внутренний мир его самого, согласимся с Г. В. Лейбницем: «Кардано – великий человек, несмотря на все его недостатки; без них он был бы несравненным».
Примечания
1
Великий архитектор Донато Браманте (1444–1514) построил в Милане церковь Санта-Мария прессо Сан-Сатиро, а также хор и клуатр церкви Санта-Мария делла Грацие.
2
Плутократ – человек, обладающий влиянием и властью благодаря своему богатству.
3
Кондотьер – предводитель наемного военного отряда в Италии XIV–XVI вв.
4
Контрфорс (от франц. contreforce – противодействующая сила) – устой, поперечная стенка, вертикальный выступ, укрепляющий основную несущую конструкцию (главным образом наружную стену).
5
Moro – мавр (итал.)
6
Лауда (ит. lauda, от лат. laus – прославление) – итальянская духовная песня, подобная гимну. Несмотря на духовный характер текста, их содержание обычно связывалось с земными, повседневными радостями и переживаниями.
7
Фроттола (итал. frottola, от frotta – толпа) – старинная итальянская многоголосая песня на текст светского, главным образом любовно-лирического содержания.
8
Вообще говоря, она не пользовалась в Италии большим почетом и годилась, в основном, для тех, кто по материальным причинам не имел возможности продолжать дальнейшую учебу.
9
Претор – почетный судья.
10
Латинское название «Liber De Ludo Aleae» переводят также как «Книга об азартных играх», «Книга о случайных играх», «Об азартной игре».
11
Сарданапал – легендарный последний ассирийский царь, отличавшийся безмерным распутством.
12
Онтология – раздел философии, в котором рассматриваются всеобщие основы, принципы бытия, его структура и закономерности.
13
Положение небесных светил в час рождения.
14
Юдициарная астрология (лат. astrologia iudiciaria, от judicium – приговор) – астрология как искусство предсказания судьбы. Этот термин появился в Средние века и отражал господствовавший в то время детерминизм в астрологии.
15
Павлу III (в миру Александру Фарнезе) было в то время под восемьдесят. В 1549 году, запутавшись в церковных и политических интригах, этот «последний папа Ренессанса» умер от сердечного приступа.
16
