Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
обнаружили в ходе терапии, утопить его в море, не думая о том, что вы убиваете самого себя.
— Наверное, для него это лучший выход… Вы знаете, океан — это мир. Вы просто тонете в нем. Когда тебя постоянно топчут, оскорбляют, сопротивление в итоге не помогает.
Я говорю:
— Океан — ваша бесконечная боль.
Наступает долгое молчание. Том вздыхает, затем он вдруг вскакивает:
— Мне не хватает воздуха, у меня начинается паническая атака.
Я не отпускаю хватку:
— Вас зацепило то, что я сказал.
Но Том крайне взволнован. Перед глазами у него все расплывается, он дрожит всем телом, хватает воздух губами. У меня такое ощущение: вот он — голый землекоп, когда его топят. Я заставляю его встать, походить по комнате. Том успокаивается только к концу сеанса. Я разговариваю с ним о том, как он проведет остаток дня. К следующему сеансу лучше Тому не становится: он молча ложится на диванчик, хочет что-то сказать, борется с собой, потом вдруг начинает горько рыдать, все его тело вздрагивает. Он снова вскакивает в панике, — на этот раз у него ощущение, что у него немеют и отмирают ноги, он не сможет больше никогда двигаться, если еще немного пролежит.
Меня самого, хотя я и не совсем удивлен развитием событий, это пугает.
— Вы боитесь, что никогда больше отсюда не выйдете, станете беспомощным, без ног, как голый землекоп. Но я не наркобарон.
Однако океан угрожает затопить мой кабинет. Пространство наполняет боль, на грани терпимого или, возможно, за гранью. Сможет ли Том найти опору во мне, в наших отношениях, или понадобится третья сторона, психиатр, который назначит ему успокоительное лекарство? Полный сомнений, я еле выдерживаю сеансы с Томом. Том же на сеансах бесконтрольно плачет, задыхается, борется с паникой, теряет связь с реальностью, потом его охватывает безумный гнев, он кричит, ругает родителей, меня, обвиняет весь мир, потом снова начинает жалеть себя.
Том становится крайне зависимым от меня, не справляется с перерывами между сеансами. Теперь он не просто маленький мальчик, а младенец, который висит на моей груди и впадает в панику, когда его бросают одного. Только в моем кабинете он ощущает почву под ногами. Я стал для него спасательным кругом, при этом я и источник зла. Из-за психологического переноса я — фигура, в которой он больше всего нуждается: мать, которая в то же время заставляет его так страдать, издевается над ним, мучит его, бросает в океан боли. Соответственно, Тому тоже очень сложно на сеансах. Он отчаянно нуждается в них именно сейчас, но каждый раз заставляет себя приходить ко мне, хотя с большим удовольствием остался бы дома в постели. В некоторые дни я чувствую, что теряю контроль, не могу удержать его, должен отправить его в клинику, — но это действительно означало бы оттолкнуть его в один из тяжелейших для него моментов. Неуверенность в том, не сойдет ли терапия с рельсов окончательно, сопровождает меня с утра до отхода ко сну, заставляет просыпаться пораньше. Я обращаюсь за консультацией к опытному коллеге-психиатру. Если Том опаздывает на несколько минут, я боюсь, что он что-то натворил или попал в аварию. Между тем Том говорит, что он не самоубийца, и гарантирует, что придет на следующий сеанс. Эта фаза терапии очень утомительна для меня, но, пожалуй, жизненно важно, чтобы боль Тома захватила меня, чтобы я мог сочувствовать ему, чтобы мои чувства были полностью вовлечены в его судьбу: стена между нами приобретает щели, я — не равнодушный наблюдатель, а мать, которая страдает с ним, беспокоится за него, пытается удержать, надеется, что наконец-то станет лучше. Я больше не его противник, я создаю вокруг него специфическую окружающую среду подобно матке, которая обволакивает малыша и защищает его. Том сопротивляется, пытаясь вернуться к прежнему доминирующему положению, но это уже невозможно. Я размышляю о его снах и динамике последних месяцев: он сам открыл эту дверь.
После некоторых перерывов в терапии Том пугает меня. Он рассказывает, что приходил к моей клинике, чтобы посмотреть, не горит ли в моем кабинете свет.
Я говорю:
— Вам было бы невыносимо, если бы я был там, а вы нет, ведь это значило бы, что сейчас там со мной кто-то другой.
По мнению Тома, причина прежде всего в том, что, когда ему особенно плохо, сеанс мог бы помочь. Он даже однажды ночевал в машине возле клиники, потому что только так мог уснуть. Том рыдает, проклинает себя за то, что больше не может держать себя в руках, но потом произносит:
— Ай, все равно. Ведь во мне все сломано!
Состояние затягивается на недели; Тому, да и мне, психологически тяжело. Что происходит? Что теперь важно? Трудно подобрать слова, чтобы описать происходящее с Томом: не все, что творится в человеке, можно облачить в слова; не все, что случается в психоанализе, должно быть сформулировано. Если я все-таки попытаюсь как-то описать происходящее, то лучшим словом будет «крик». Как будто ребенок, попавший под бомбежку, выжил, оказался в лапах фашиста, но вырвался, долго прятался в укрытии бессознательного и наконец осмелился закричать. Что в этом крике? Боль и отчаяние, гнев и упрек, страх перед крахом, побоями отца, бессилие, горечь от пережитых ужасов — чувства, которые он больше не может контролировать. Но это и крик обидчика, который столько всего разрушил, потерял право на слезы и все-таки задыхается от горя. В конце концов, он ребенок, который зовет свою мать.
Я уже не помню, что говорил Тому тогда, как толковал его переживания. Но в тот момент, когда я действительно расслышал этот крик, я впервые почувствовал, что терапия помогает Тому. Чувствует ли это он сам? Через несколько недель шторм немного стихает. Том измучен, измотан, но постепенно обретает самообладание, к нему вновь возвращается его самомнение, но не только. Я не знаю, что происходило в последние несколько недель, но… Ему было легко плакать передо мной. Он и представить себе не мог, что уронит слезу перед кем-то другим, тем более мужчиной.
— Но вы сделали это, я видел ваши слезы. И вы все еще здесь.
Том произносит, вроде бы довольный:
— Да, я все еще здесь.
Но улучшение пока нестабильное. Более года кризисы повторяются. Том борется с чувством зависимости. Однажды ему снится, что он плывет на корабле по морю к новому континенту, позволяя течению нести судно. Он чувствует себя во сне очень хорошо, надежно, уютно, у него есть всё.
Том, конечно, не стал новым человеком, и наивно полагать, что от нарциссического синдрома можно
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
