сократить. Заколочу большую часть дома, оставив только то, с чем смогу справиться сама. Попытаюсь продать еще одну подобную шаль. Еще попробую сдать свои земли в аренду, если у меня остались свободные после посевной. Сейчас, конечно, уже поздно, зерновые уже высеяли. — Я задумалась, пытаясь припомнить, когда и что садят. — Но, возможно, кому-то не хватит своих земель под лен и гречиху. Еще где-то нужно пасти скот — заодно он удобрит мои будущие поля.
Марья Алексеевна смотрела на меня так, будто я была ее любимой ученицей, с блеском сдавшей экзамен.
— Пожалуй, у меня больше нет вопросов, — сказал Иван Михайлович. — Думаю, все присутствующие сами убедились, что девица Глафира Андреевна Верховцева не нуждается в опекуне. Возможно, у моего коллеги были причины объявить ее недееспособной, но сейчас я совершенно их не вижу.
21.3
Я медленно выдохнула: оказывается, все это время я дышала не в полную силу.
— Благодарю вас, господа.
— А я и не сомневалась! — воскликнула Марья Алексеевна.
Поставила перед доктором чернильницу — так резко, что я испугалась, как бы всех не забрызгало чернилами, но обошлось.
— Пиши, доктор, бумагу, чтобы на дворянском совете ни один рот не открылся!
Иван Михайлович взялся за перо. Стрельцов, извинившись, отправился встречать своего пристава. Марья Алексеевна поправила шаль, глянула в окно.
— Наконец-то солнце. Дожди в этом году так зарядили, что я уж думала, до самой осени не остановятся.
— Да, дороги никуда не годятся, — согласился Северский. — Но я все же не теряю надежду завести в уезде шоссе.
— Когда рак на горе свистнет, князь. Вспомни, как о прошлом годе дворянский совет проголосовал?
— С перевесом всего в пять голосов против. Один из которых наверняка принадлежал покойной Агриппине Тимофеевне. Возможно, Глафира Андреевна, заняв место в дворянском совете, по-другому будет смотреть на мою идею.
Дворянский совет? Час от часу не легче! Князь заметил мое замешательство.
— Похоже, вы не думали об этом, но теперь, когда вы вернули себе все права, вам как крупной землевладелице придется участвовать в заседаниях дворянского совета.
— Думаю, Глаше лучше назначить представителя, хотя бы в первый раз. Ей и без того слишком о многом нужно будет заботиться.
— Разумеется. Однако давать указания представителю придется ей.
— Князь, ты на своем шоссе помешался. Из Ильина-Града до Белокамня дорога такая, что, того и гляди, лошадь вместе с каретой в какой-нибудь луже потопнет, а ты в Комаринском уезде собрался шоссе строить.
— А вы что думаете, Глафира Андреевна?
— Шоссе? — переспросила я, лихорадочно соображая, не упустила ли я что-то в этом мире. До сих пор мне казалось, что до современной цивилизации здесь очень и очень далеко, даже магия мало что меняла. И шоссе?
— Да, на манер данелагских. Хорошо уплотненная земля, толстый слой крупного щебня, песок, еще один слой щебня поменьше и снова песок, и все хорошо утаптывается.
— Звучит интересно, но, наверное, это недешево?
— В прошлом году я представлял смету на дворянский совет. Если бы хотя бы все члены совета, не говоря об остальных дворянах уезда, поучаствовали в финансировании, это было бы подъемно.
— Если бы половину не разворовали, — вставила Марья Алексеевна.
— И все равно новая дорога вышла бы дешевле, чем регулярный убыток торговле, — не сдавался князь. — Медведев вон вторую неделю торчит в Больших Комарах, потому что груженый обоз, пока дороги не просохнут, не проедет, и мага у него нет, чтобы дорогу укрепить, если понадобится. Сколько наших соседей уже своих овец обстригли? Сколько шерсти по такой погоде сопреет и заплесневеет? Медведев купец хоть и честный, но себе в убыток торговать не станет. Вот и потери. А помните, как в позапрошлом году Ключевский повез в город редкие саженцы из своей оранжереи, а колесо в яме отвалилось, половина поломались? Опять потери.
— Может, ты и прав, князь. Да только к дорогам нашим мы привыкли, и с потерями этими раз на раз не выходит. Зато на новую дорогу денежки выкладывать придется сразу. — Она вздохнула. — А хорошо было бы в любое время года, как зимой, с ветерком прокатиться!
Князь с усмешкой кивнул.
— В том и беда. Прокатиться хорошо бы, да еще лучше, чтобы дорога сама отстроилась.
— А этот Медведев, которого вы упоминали, — осторожно поинтересовалась я. — Он только шерсть скупает?
Князь охотно пояснил:
— По весне — шерсть, прошлогодние варенья и моченья, если у кого излишек. Продает инструменты и семена тем, кто о них почему-то вовремя не позаботился.
Так, похоже, мне нужен этот Медведев.
— Потом все лето и осень приезжает за всем, что в саду и огороде растет, — вставила Марья Алексеевна. — В Больших Комарах, конечно, можно и получше продать, зато ни ехать никуда не надо, ни за место на рынке платить.
— Удобно, — согласилась я.
— А зимой он мороженую рыбу возит из Северолесья. Так и живет.
— Если он к кому-нибудь из вас заедет, сделайте одолжение, пусть пришлет ко мне помощника или сам заглянет, — сказала я. — Возможно, к тому времени и у меня найдется что ему продать.
— Передам своему управляющему, — кивнул Северский. — И жене передам.
— Спасибо. — Раз уж выдалась возможность, нужно разузнать поподробнее. — Этот Медведев — единственный купец в уезде?
Марья Алексеевна рассмеялась.
— Нет, конечно. Но у них у каждого свое дело. Торопов скупает зерно, гречиху да льняную тресту.[1] Ситчиков, как фамилия его велит, — холстины. Это выгодней, чем Торопову тресту сбывать, если есть кому прясть да ткать. Да и зерно, признаться, лучше Рогожину продавать, только не как есть, а солод, ржаной да пшеничный. Сальников, как ему фамилия велит, скот скупает и гонит в город на рынки. Ему же охотники шкуры продают. Бывает, Кошкин проезжает, Захар Харитонович.
— Захар Харитонович? — подпрыгнула я.
Марья Алексеевна поняла меня по-своему.
— Да, человека в его летах уже неудобно только по фамилии называть. Да и товар у него уважаемый: чай, кофий да сахар. Только он на мелочи размениваться не будет: если чай покупать, то сразу цыбик[2], если кофий, то мешком, сахар не меньше пары голов разом. Зато в долг продает, да и просто так у него занять всегда можно.
— Глафира Андреевна, вам опять нехорошо? —
