страстный, – ответила Клотильда с насмешкой в голосе. – Ладно, красавица, я пока оставлю тебя в компании моих псов и горгульи. Не переживай только, они тебя не съедят… – Она звучно облизнулась. – Дичь оставляют хозяину. Одо, Руди, сторожить!
Стена со снежным пейзажем начала стремительно приближаться, и Нисса как будто с разбегу нырнула в неё, ощутив сразу и холод, и звенящую тишину, но главное – своё тело, успевшее стать каким-то неудобным, словно чужая обувь.
Окружённая врагами, она свернулась на снегу клубочком и зарыдала, мечтая поскорее умереть.
Спустившись в крипту замка, Ганс и Бернар быстро нашли клозет – комнату без окон в дальнем конце коридора, что вёл сюда от мортуария. В сортире ничего не было, кроме длинной закрытой лавки, под которой, видимо, стояли вёдра. А над вёдрами зияли отверстия для самых неприличных дел.
Бернар, осветив пол своим фонарём, ахнул: его усеивали детские кости!
– Детей-то за что?! И почему в сортире?
– Это черепа грюнхаутов, а не детей, – успокоил его Ганс. – Взрослые гоблины. Смотри, на нескольких до сих пор мясо гниёт – свежие жертвы.
– Немногим лучше… А почему она их здесь бросала, не наверху?
– Графиня не позволила бы грюнхаутам зайти даже в трапезную, только в комнаты слуг, – пояснил эрудит. – Старые правила благородства.
– Благородства? Скорее, презрения, – поморщился следопыт. – Неважно. Давай этот фекальтерий искать!
– Браслета здесь точно нет. Ты уверен, что…
– Да! Наверняка она имела в виду соседние комнаты, скорее их проверим. – Бернар беззвучно поскакал по коридору. – Так, здесь – спальня слуг, одни кровати, не то. Гляди, а эта дверь заперта, да ещё и замок какой сложный. Тут точно хранятся их графские сокровища!
– У нас же нет ключа, – заметил эрудит, разглядывая пространство клозета. – Интересное расположение у уборной – ровно под входом в особняк… Ого! У тебя есть отмычки? И где ты только научился ими пользоваться?
– Нет времени! – пробурчал Бернар, копаясь в древнелюдской двери маленькими крючками. – Нисса в опасности.
– Хорошо-хорошо. Я тебе посвечу.
– Лучше дверь в сортир закрой – воняет даже спустя триста лет. Не представляю, как слуги спали прямо рядом с уборной…
– Не знаю, что тут такого, – ответил Ганс, прикрывая дверь. – В нашем особняке было так же. Это проблема слуг.
Бернар тяжело вдохнул:
– А им, по-твоему, не воняет? У них нет носов? Вот ты укорял меня у костра – а теперь представь: твоя дверь выходит прямо к месту, где десяток смертных каждое утро справляют нужду. Ещё и вёдра с отходами таскать по этому коридору и дальше по лестнице!
– Я бы свои отходы ни за что таскать не стал, – возмутился Ганс.
– Ну вот! Но ты-то и не таскаешь. Голубая кровь!
Ганс одобрительно кивнул. Всё верно, сытый голодному не товарищ. Впрочем, мысли унесли эрудита далеко за пределы клозета в полуразрушенном древнем замке. Книжник ясно различил: высокомерие было чуждо этому рыжеволосому юноше, до поры поседевшему. Бернар не попрекал Ганса слабым здоровьем, как казалось люду всю дорогу. Он так проявлял… заботу? Истианцу с трудом верилось в то, что кто-то мог по своей воле заботиться о нём. Такого ведь не случалось с раннего детства.
Сам юный следопыт не видел ни кивка товарища, ни последовавших за ним изменений в лице, свидетельствовавших о тяжёлой внутренней борьбе. Он наконец справился с замком и отворил дверь в заветную сокровищницу. Внутри из маленького окошка под потолком струился серый сумеречный свет, падая на крупные запылённые сундуки. Всё кругом было завалено хламом. В углу стоял деревянный тренировочный манекен, облачённый в ржавую кирасу, а на дальней стене на полке теснились склянки и флаконы с зельями – эрудит к ним и поспешил.
– Жёлуди-орехи, – смачно выругался Бернар. – Здесь копаться и копаться… Ганс, там точно нет браслета! Не занимайся ерундой, помоги с сундуками.
– Я возражу! Смотри, что я нашёл! Это же петролитическая эмульсия Вертенберга! Ого! Сразу два флакона! – Мальтеорус показал кожаные ярлычки на склянках с гномьими рунами. – Как раз на двух горгулий хватит.
Следопыт меж тем уже вытряхивал на пол содержимое первого сундука: гнилые тряпки, битую глиняную посуду, убитые ржавчиной кольчуги и чёрные от тлена кожаные куртки.
– Ганс, слушай, а что будет со слугами, когда, ну, Клотильда… всё?
– Да что ты за них так переживаешь? – задумчиво проговорил тот, вертя в руках найденный старый шверт. – Они уже триста лет служат лярве. Это больше статуи, чем люди и цверги.
– Я подслушал их разговор – вполне разумный.
– Бернар, ты только посмотри! – воскликнул эрудит, демонстрируя обыкновенный шверт будто какую-нибудь золотую статую дракона. – Это… это…
– Ганс! – зло одёрнул его полуэльф. – Если тебе на чернь плевать, то подумай: они ведь тоже неупокоенные души. Что нам с ними потом делать?
Эрудит недовольно покачал головой, медленно вытягивая древнелюдской шверт из ножен:
– Если верить Клейнмихелю, прислужники сатира, конкретно лярва эфериа, исчезают из мира, когда его покидает сам сатир.
– Сурово.
– Одно дело – маледиктус фаталис, собственные ошибки и трагическая судьба. Другое – примкнуть ко злу из малодушия. «Не жалей их, нет судеб более ничтожных, достойны слуги зла лишь вечного забвения». Заветы Гангберта Нечистоборца, между прочим, стих двадцать шестой. Или тридцать девятый?.. Я неслучайно его вспомнил. Ты знаешь, что это за шверт?
– Самый обычный старый шверт, – пожал плечами Бернар.
Он был прав: оружие было лишено даже инкрустации или резьбы. Ножны – грошовые, без тиснения, орнамента и прочей ботэ. Прямой клинок, крестовидная скучная гарда и латунный диск на эфесе с вырезанным лучистым ликом Хютера. На одной стороне Солнцеликий недовольно хмурился, на другой – тоже недовольно хмурился. Такой вот бог света, чистоты и заступничества.
Лезвие украшали слова на древнелюдском: «Бедролих дункельхайт эр брингт дэр тод» – «Зловещей тьме несёт погибель».
– Я эти шверты только на фресках в храмах видел, – продолжал Бернар, вернувшись к очередному сундуку с хламом: в нём хранились старомодные шляпы. – А, ещё один вживую, у пожилого вельможи. Но у него хотя бы с каменьями был… Слушай, мне всё равно их жалко. Ты уверен, что нет способа как-то слугам помочь?
– Бернар! Он неслучайно без каменьев, пойми! Там в мортуарии на алтарях покоятся священные дары: клык и надглоточная железа Лаписерпентовиридеуса. Это дракон, которого здесь, в этой долине, сразил сам Гангберт Нечистоборец! Стало быть, если здесь лежит шверт хютеринга, то это… это шверт самого Гангберта! Он же хютеринг!
– Ты же не любишь этих хютерингов…
– Безусловно! Но это ведь уникальный древний артефакт с первертивными свойствами. Если поссорился с пекарем, глупо отказываться от его хлеба
