и «телекинез». Первый снова угодил в грудь аристократу, пробив прореху в «стальной броне», а второй подхватил валяющийся у трупа дуболома кастет и с хрустом вбил его через дыру в магическом металле прямо в солнечное сплетение дворянина.
Тот вздрогнул всем телом, захрипел и выпученными глазами с недоверием уставился на свою грудь, из которой хлынула кровь, струясь по обнажившимся костям.
— А ты думал, что вечно будешь людей кошмарить? — мрачно усмехнулся я.
— Кто… кто ты… такой? — прохрипел он, рухнув на одно колено.
— Бог. Я же говорил.
— Помоги, умоляю, — сменил угрозы на мольбы побледневший дворянин, прикрыв рукой страшную рану. — Я всё отдам. Буду служить тебе верой и правдой.
Он горячо бормотал что-то ещё, преданно взирая на меня. Но я не купился на его слова. Аристократ лишь отвлекал меня, пока его рана довольно быстро затягивалась. Я не видел её за рукой мужчины, но заметил, что кровь уже не так обильно стекает по остаткам одежды. Амулет? Атрибут регенерации?
— Прояви милость! — под конец с надрывом выхаркнул он, глядя на меня исподлобья.
— Недостоин милости тот, кто сам её не проявляет, — жёстко сказал я.
Мы с ним практически одновременно вскинули руки, посылая друг в друга магию. Его молния не задела меня. Мне помогла «телепортация». А вот два моих «взрыва энергии» окончательно разворотили его грудь, отправив хитрую тварь в царство Марены.
Тело дворянина упало на спину всего в нескольких шагах от женщины, продолжающей с широко распахнутым ртом находиться в ступоре. Но вдруг она с ужасом посмотрела на меня и со слабым стоном без чувств повалилась на асфальт.
— Вот и делай добрые дела, — проворчал я. — Ни тебе жарких благодарностей, ни поцелуя в щёчку. Эх, неблагодарные нынче пошли дамы, угодившие в беду.
Глава 24
Кот за мутным окном внимательно глядел, как я задумчиво хмурю брови и смотрю на три трупа и женщину, лежащую без сознания. Девица меня мало интересовала, а вот трупы очень даже. Вернее, их одежда, а уж если быть совсем точным, то меня интересовали вещи того дуболома, чьё лицо напоминало пригоревшее дно кастрюли.
Его брюки и тёплые полуботинки совсем не пострадали. А у кожаной куртки на груди всего лишь наличествовала проплавленная артефактом дыра. Однако эти вещи всё равно лучше и теплее тех, что были на мне. Потому-то я и принялся раздевать труп. Снял куртку и прикинул, что она будет мне великовата, но не очень сильно. Пойдёт.
Я надел её и взялся за ремень, чтобы снять с трупа штаны. Они с виду тоже были мне впору.
И в этот момент вдруг женщина издала слабый стон, придя в себя. Она приподняла голову и уставилась на меня, быстро-быстро моргая, словно пыталась взлететь, используя длинные ресницы.
— Это не то, что ты могла подумать! — выпалил я, поспешно убрав руки от ремня трупа. — Мне просто нужна нормальная одежда.
— Кто… кто ты? — пролепетала она, приподнявшись на локтях.
Полы её серого плаща распахнулись, показав тонкую розовую вязаную кофточку, натянувшуюся на внушительной груди.
— Какой популярный вопрос. И я ведь уже несколько раз отвечал на него. Бог. Ну, почти бог, — нехотя поправил я сам себя и снова стал стягивать с трупа штаны, решив не обращать внимания на женщину.
А та, кажется, всё же не поверила мне. Наверняка она посчитала меня каким-нибудь сбрендившим магом.
Женщина судорожно вздохнула и торопливо встала, будто вспомнила, что от лежания на холодном асфальте можно и цистит заработать. Её взволнованный взгляд метнулся к аристократу, вольготно устроившемуся в луже собственной крови. Она всего миг смотрела на него, а затем согнулась пополам и с характерными звуками исторгла под ноги содержимое своего желудка.
— Простите, — прохрипела она, поспешно вытерев губы рукавом плаща.
— Да это для меня обычный понедельник.
— Сегодня среда, — автоматически проговорила девица, обратив на меня пристальный взор, внезапно зажёгшийся какой-то безумной надеждой. — Вы ведь маг, да⁈
— В том числе, — проронил я и, нисколько не смущаясь, снял кожаные штаны, дабы надеть современные брюки дуболома.
— Заклинаю вас, спасите мою дочь! — метнулась ко мне женщина и упала на колени, схватив меня за обнажённую волосатую ногу. — Она при смерти. Возможно, она уже… уже…
Губы смертной задрожали, а из горящих безумной мольбой широко раскрытых глаз снова брызнули слезы. Они заскользили по её щекам, срываясь с подбородка.
— Я… я буду служить вам, всё отработаю, — лихорадочно прошептала она, сглатывая слёзы. — Только спасите мою дочь!
Признаться, даже моё чёрное и чёрствое сердце дрогнуло, робко шепча, что я всё же могу выкроить немного времени на то, чтобы потратить его на горести смертной.
— Ладно, хватит плакать. Ты и так уже выплакала годовую норму. Веди меня к своей дочери. Посмотрю, что можно сделать. Только быстрее. У меня дел невпроворот, — пробурчал я, пытаясь казаться хмурым и мрачным, хотя, конечно, это довольно трудно сделать, стоя в одних трусах.
— Благодарю! Благодарю! — жарко выпалила она и попыталась расцеловать мои руки.
Пришлось отпрыгнуть от неё и поспешно натянуть брюки. А женщина уже вскочила на ноги и горячечно махнула мне.
Я пошёл за ней по хитросплетению узких проулков, арочных проходов и дворов-колодцев.
В один из последних она меня и привела. В совсем крошечный, окружённый четырьмя узкими трёхэтажными деревянными домами, шириной в пять мутных окон. Тут на бельевых верёвках сушились простыни и чьи-то кальсоны, а возле истёртых деревянных ступеней стояла размокшая картонная коробка с пустыми бутылками из-под дешёвой водки.
Женщина прошмыгнула мимо неё и открыла обшарпанную дверь подъезда. Внутри пахло отсыревшей побелкой, вонью из подвала и наваристыми щами. Я даже сумел определить, что их варили за дверью со ржавым номером «1».
Мы со смертной быстро прошли мимо этой квартиры, поднялись на второй этаж и остановились на лестничной клетке с разбитым кафелем.
— Сейчас, сейчас, — лихорадочно пробормотала женщина, трясущимися от волнения руками вытащив из кармана связку ключей.
Она выбрала один и попыталась вставить его в замочную скважину коричневой дерматиновой двери с торчащим из дыр жёлтым поролоном. Однако её пальцы тряслись так, что ключ тыкался куда угодно, но только не в щель замка. От тревоги за дочь женщину колотило крупной дрожью. Казалось, что она даже инстинктивно прислушивается, пытаясь через дверь уловить дыхание своего
