Межницким стоят люди, разные люди, и они не успокоятся, пока не найдут того, кто их кинул.
Не могу поверить, он все знает. Оставляю вилку на столе и опускаю руки на колени. Что я должна сейчас сказать? Как реагировать? Ничего не приходит на ум, и я так и сижу, опустив голову и наматывая на палец край плюшевого худи.
— Саш, не надо ничего говорить и объяснять. Я вчера, когда все прочитал, чуть к нему не сорвался, думал убью сволочь. Спасибо отцу, остановил. Я даже не подумал, что этим тебя подставлю, мозг от злости отключился.
— Все в прошлом — с трудом выдавливаю из себя и возвращаюсь к еде.
-Мы успели переделать все документы по тендеру. Так что завтра победа за нами, Саш.
Вик резко меняет тему разговора, но продолжает внимательно следить за моей реакцией. Я же рассказываю о своих планах в Питере на ближайшее время, обещаю звонить и даже прошу встретить перед началом следующего учебного года. Буду жить дальше, теперь уже никто мне не помешает.
Весь день мы не выходим из дома. Вик занимается своими делами, я же откровенно скучаю. Изредка мы пересекаемся на кухне, чтобы выпить кофе или перекусить. Мой телефон все еще отключен, и я не планирую его включать, пока не сменю номер. Новую симку я уже заказала, и ее должны привезти с минуты на минуту.
Вечером перед сном планируем посмотреть какую-то новую комедию, но Вику приходится срочно уехать к отцу. Включаю телевизор и даже нахожу в прокате нужный фильм, но смотреть не начинаю. Сижу на диване и перед окном, меняю сим-карту в телефоне и отправляю оповещения о смене номера сестре, отцу и Вику. Больше ни у кого не будет доступа к моей новой жизни. С улыбкой вспоминаю свою уютную квартирку и только сейчас осознаю — соскучилась. Пробую планировать будущее, придумываю, с чего могу новую жизнь. Ремонт? Почему нет? Переделать все и обязательно купить новую мебель.
Дальше?
Я не знаю, как я буду жить дальше. Как все, наверное. Просыпаться по утрам, завтракать, работать, отдыхать. До начала следующего учебного года надо будет успеть многое. Внутри от этих мыслей становится немного беспокойно. Я все время говорю о внешней стороне жизни, но не касаюсь чувств. Как я буду жить там, внутри себя? Будет ли там покой? Что нового будет там, вместо отчаяния и жажды мести? Воспоминания упорно переносят меня в тот злополучный вечер, в квартиру Межницкого, и сердце выдает меня неравномерной чередой глухих ударов. Больно, черт, а это больно, с улыбкой бродить по умело вытоптанным чувствам. Не получится у меня покоя, нет. Все, что заставляло гореть, исчезло, а пустота — это не покой, а его очень хорошая подделка.
Понедельник начинается со звонка от Вика. Он так орет, что мне приходится убрать телефон от уха.
— Мы выиграли, Сашка! Ура!
— Вик, не ори с утра — пытаюсь успокоить его.
— Саш, вечером будем отмечать, готовься! И давай просыпайся, соня, уже давно не утро.
Открываю глаза и смотрю на экран смартфона.
— Двенадцать часов!
Спешить некуда, тянусь на кровати и медленно встаю. Тендер выигран, а значит, с сегодняшнего дня Межницкий банкрот. Все закончилось. Нас с Алексом ждет новая жизнь с нуля. Как иронично получилось, мы оба начинаем ее сегодня.
До вечера успеваю собрать вещи и доехать до автосервиса. Дорога предстоит неблизкая. Нет, у меня нет повода переживать, с машиной все хорошо. Скорее хочу успокоить разыгравшиеся нервы, но получается плохо.
Вик, как и обещал, устраивает нам праздничный ужин. Его переполняют эмоции. Он в красках рассказывает, как они волновались, когда зачитывали решение, как отец поздравлял его, и какое было лицо у Межницкого.
Стоп.
Меня передергивает, когда я слышу эту фамилию. Замираю с вилкой у рта и почти не дышу. Вик замолкает.
— Что я все о тендере — спохватывается он — чем планируешь заниматься дома?
— Ничем особенным. Жить. Сделаю ремонт в квартире, устроюсь на работу. В августе вернусь в Москву.
— Я буду ждать, твоя комната тоже — шутливо говорит он. Знаю, что так и будет.
— Я приеду, Вик.
Рано утром я уезжаю. Вик помогает мне с вещами, аккуратно загружая чемодан в багажник. Прощаемся быстро, и я покидаю гостеприимный дворик жилого комплекса.
— Я вернусь — шепчу себе и смотрю на фигурку машущего рукой Вика в зеркале.
Быстро набираю скорость и направляюсь к выезду на платную трассу. На центральных улицах уже начинают собираться пробки, и я ускоряюсь снова, чтобы успеть проскочить до того, как начнется утренний армагеддон. Расслабляюсь и включаю музыку только когда до платки остается метров пятьсот. Все получилось, успела, пульсирует в голове. Семь часов и я дома.
Проезжаю первый контрольный пункт и включаю круиз-контроль. Стрелка спидометра переваливается за сотню, и я успокаиваюсь окончательно. Машин мало, дорога прекрасная. Я даже успеваю полюбоваться пейзажем, пока меня не начинают обгонять. Смотрю в зеркала, сзади пристраиваются два тонированных джипа, а предо мной начинает притормаживать черная ауди. Поворачиваю руль вправо и пытаюсь объехать ее, не сбавляя скорости, но водитель повторяет мой маневр. Сбрасываю скорость, и этим сразу же пользуется владелец черного внедорожника. Догоняет и вклинивается между мной и ограждением, вынуждая прижаться к правому краю и остановиться. Таранить, остановившуюся впереди ауди, я не решилась.
Блокирую двери и смотрю в зеркала, из машин выходят мужчины. Крупные, солидные, в черных костюмах, но даже беглый взгляд на их лица не оставляет сомнений — это не банковские клерки.
Я не успеваю испугаться. В считанные секунды мужчины оказываются у моей машины и жестом просят открыть двери. Вот теперь сердце заходится от страха, еще чуть-чуть и разорвется. Я хватаюсь за телефон и набираю Ляльку, ору ей что-то, а сама не отрываю взгляд от своих преследователей. Они спокойны. Стоят, словно статуи и ждут, когда я завершу звонок, а после снова просят меня открыть машину.
Только бы Грозин успел.
В голову лезут самые ужасные мысли. Что они будут делать? Убьют меня здесь, на платке под камерами? Их же найдут! — Глупая, посмотри на них! Их даже искать не будут! — отвечает мне внутренний голос.
Не будут, проговариваю про себя, а внутри поднимается бунт. Я не сдамся так просто! Сколько их? Смотрю в зеркала и замечаю движение. Рядом со мной паркуется еще одна машина и я замираю, когда понимаю, кому она принадлежит.
