– Ни одной ошибки. Хорошо.
Ленты опускают ее на двадцать сантиметров.
Правила просты. Правильный ответ – двадцать сантиметров. Как только сможешь коснуться пола – испытание закончено. Если отвечаешь неправильно или недостаточно быстро – получаешь разряд и поднимаешься к потолку, теряя все свои отвоеванные сантиметры.
– Чем больше их делаешь, тем больше оставляешь позади.
– Шаги.
Антония улыбается. Пот стекает со лба и застилает ей глаза.
Это отнюдь не счастливая улыбка.
22
Пророк
Джону ее безумно жаль, ему бы хотелось утешить ее, спасти от холода, вечной тьмы, одиночества и боли, что живут у нее внутри. Он хочет протянуть ей руку, хочет обнять ее. Но он этого не делает, поскольку чувствует, что так будет только хуже.
– Пора за работу, – отрезает она.
– Подожди. Ты мне до этого сказала, что в тебе что-то изменилось. Что тебе уже недостаточно видеть сына раз в месяц из окна. Что же произошло?
– Лаура Труэба.
Джон понимает. Педантичные, стерильно-безукоризненные показания председательницы банка для обоих стали ударом. Ничего удивительного, что после этой встречи Антонии захотелось как можно скорее увидеть сына.
– Холодная, бессердечная стерва.
– Не знаю. Возможно. Я просто не понимаю ее поступка. Не знаю, что такого потребовал Эсекиэль, что она не могла ему дать. Но нужно обязательно постараться это разгадать.
Инспектор Гутьеррес на секунду задумывается.
– Эта фраза, которую он сказал… про то, что дети не должны расплачиваться за грехи родителей. Поищи на айпаде. Она из Библии.
Антония набирает фразу в поисковике и показывает ему результат.
Душа согрешающая, она умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается.
Разве Я хочу смерти беззаконника? – говорит Господь Бог. Не того ли, чтобы он обратился от путей своих и был жив?
– Иезекииль, глава восемнадцать, – говорит Антония. – Ты был прав.
– Как сказал бы Капитан Качок, «будем исходить из того, что Эсекиэль – это псевдоним». Наш убийца взял себе имя пророка.
Антония встает и опирается спиной о стенку.
– А скажи-ка, знаток катехизиса, чтобы мне, атеистке, стало понятно. Кем был этот бородатый сеньор? Предполагаю, что борода у него была.
– У них у всех была борода, детка. Иезекииль был иудейским священником во времена Вавилонского пленения. Еврейский народ тогда оказался в подчинении у жестокой тиранической власти. И пророк Иеремия говорил о справедливости в трудные времена. О том, что каждый должен сам отвечать за свои ошибки. Вот что это значит.
– Я, конечно, не теолог, но сдается мне, что наш Эсекиэль понял все с точностью до наоборот.
– Да уж: похищенный сын, невыполнимое требование и фраза о том, что «дети не должны расплачиваться за грехи родителей».
– Я вот думаю, какие такие грехи могут быть у председательницы банка, – говорит Антония.
– Что-то мне в голову ничего не приходит.
Антония смотрит на него с удивлением.
– Вообще-то я это с сарказмом сказала.
– Сарказм – это явно твое, как и теология, – говорит Джон, с трудом сдерживая смех.
– Значит, целью похищения был шантаж, – продолжает Антония. – Эсекиэль похитил Альваро Труэбу и потребовал у его матери что-то сделать в обмен на освобождение мальчика. Она отказалась. И больше не было ни переговоров, ни давления, ни звонков.
