называлась, и это был очень суровый и негостеприимный мир…
И всегда во время этих ночных бдений бывшему космодесантнику приходила в голову одна и та же мысль: нельзя было эту планету делать фермерской! Она должна была стать планетой-курортом, планетой для космического туризма, планетой-вдохновением, в конце концов! И молча всматриваясь в удивительное небо Агрополиса, так непохожее на небо любой из планет, где ему довелось побывать, Свенсон начинал молча фантазировать. И далеко не последнее место в этих его фантазиях занимала та необычная женщина, с которой Свенсон, ещё в бытность свою космодесантником, провёл две поистине сказочные недели…
Но сейчас Свенсону было совсем не до фантазий, и не до удивительной красоты местного ночного неба. Он лежал на полу, не имея возможности даже пошевелиться, лежал и старался не думать о том, что ожидает его в самом ближайшем будущем.
Адам же, подойдя к дивану, молча на него опустился. Женщина-арфистка, которую он так самоуверенно окрестил Евой, тотчас же присела рядом, осторожно прислонившись к мужскому плечу.
Обняв её, Адам сразу же поцеловал Еву, женщина тоже ответила ему долгим трепетным поцелуем. Ощущая себя довольно неловко, Свенсон попробовал отвернуться от этих двух, но, увы, ничего у него не получилось. Тогда он просто закрыл глаза.
– Я знаю твою историю, – неожиданно проговорил Адам. – По новостям вчера о тебе вновь передавали…
– И что? – спросил Свенсон. – По всем законам Агрополиса, а точнее, ФИРМЫ, я – преступник и предатель, разве не так?
– Не так! – с горячностью возразил молодой фермер. – Никакой ты не предатель!
– А как насчёт преступника?
– И не преступник! Это они все преступники, ежели позволяют себе такое!
– Позволяют себе что?
Впрочем, задавая этот вопрос, Свенсон прекрасно понимал, что имел в виду Адам, говоря о преступниках. Может, поэтому молодой фермер так ничего ему и не ответил. Вместо этого он с нежностью и какой-то внутренней болью взглянул на женщину, сидящую рядом. Потом, схватив обе руки арфистки, принялся лихорадочно их целовать.
– Тебе было бы хорошо со мной, Ева! – шептал он при этом. – Как и мне с тобой! Жаль только, что…
Не договорив, Адам замолчал, прислушался.
– Что это? Снова драка?
Свенсон тоже прислушался.
И в самом деле, вместо пьяных выкриков и хохоту, до его слуха доносились теперь характерные звуки ударов, звон падающей и разбивающейся посуды, испуганные вопли и отборная ругань. Потом чуткое ухо бывшего космодесатника уловила среди всего этого безобразия характерный всплеск плазмера…
И сразу же по ту сторону двери стало тихо.
– Что это было? – тревожно проговорил Адам. – Чего это они, ни с того, ни с сего?
– Наверное, деньги делили? – Свенсон попробовал улыбнуться, но вряд ли та болезненная гримаса, которая появилась на его лице, могла сойти за улыбку.
– Какие деньги?
– За мою голову…
– Действительно, я и забыл совсем!
Адам вскочил с дивана.
– Слушай, вряд ли я отыщу тут это чёртово приспособление. Тогда, может, так сделаем: я выйду незаметно, подгоню к чёрному ходу свой электрокар. А потом попробую вынести тебя к нему…
– Не надо! – всё так же болезненно улыбаясь, прошептал Свенсон. – Тогда ты сам превратишься и в предателя, и в преступника!
– Ну и ладно! – Адам подошёл к двери, остановился. – А может они перепились там все до беспамятства? Тогда…
Договорить он не успел, ибо в это самое время дверь комнатки широко распахнулась и какая-то тёмная, неправдоподобно широкая фигура появилась вдруг в освещеном дверном проёме. Короткий, почти незаметный взмах руки… и вот уже Адам, как подкошенный, упал на пол. А широкая фигура сделала ещё один шаг, потом в комнатке вспыхнул свет… и до Свенсона наконец-то дошло, что перед ним женщина в десантном скафандре, но без шлема.
В первое мгновение ему показалась, что это Изида. Но ведь она в коме… неужели за эти несколько часов её состояние смогла настолько улучшиться?
И тут Свенсон понял, что перед ним не Изида. Это была…
– Ты?! – не веря своим глазам, прошептал он. – Живая?!
Ничего ему на это не ответив, женщина подошла к Свенсону вплотную, наклонилась над ним… ещё мгновение и он понял, что ловчая сеть уже не стягивает его тело.
Классная вещь, этот десантный скафандр! Какое множество самых разнообразных приспособлений в нём имеется!
– Как ты? – спросила женщина, помогая Свенсону подняться на ноги. – Идти сможешь?
Не отвечая, Свенсон лишь молча кивнул, внимательно осматриваясь по сторонам.
Фермер Адам неподвижно лежал неподалёку от входа, широко раскинув в стороны руки. Арфистка, которую он называл Евой, испуганно забилась в самый дальний угол комнаты и с ужасом смотрела на женщину в десантном скафандре.
– Всё в порядке, девочка! – неожиданно мягким голосом проговорила женщина, подходя к арфистке. – Не надо меня бояться! Я – Ирума, принцесса «диких кошек». Надеюсь, мы станем друзьями!
«Ирума! – мысленно повторил Свенсон. – Так вот какое её настоящее имя! Ирума! Принцесса «диких кошек».
– Ты вернёшь себе память, девочка. И вспомнишь своё прежнее имя. Или, если захочешь, получишь новое.
– У меня уже есть имя! – прошептала арфистка, глядя исподлобья на Ируму. – Меня зовут Ева.
– Ева?
Внимательно и с каким-то даже удивлением Ирума посмотрела на арфистку.
– Ну что ж, пусть будет Ева. Ты хочешь увидеть Барсум, Ева?
– Не знаю.
Медленно поднявшись с пола, Ева подошла к Адаму, опустилась перед ним на колени.
– Адам! Как ты, Адам?!
Некоторое время она жадно вглядывалась в бледное, без единой кровинки лицо молодого фермера, словно пытаясь отыскать в неподвижном этом лице хоть какие признаки жизни. Потом с отчаяньем обернулась в сторону Ирумы, стоящей рядом и с холодным безразличием наблюдающей за всем происходящим.
– Ты убила его, принцесса! Зачем ты это сделала?!
– Тебе его жаль? – всё с тем же безразличием поинтересовалась Ирума. – Тебе жаль мужчину?
Ева ничего не ответила, вместо неё ответил Свенсон.
– Этот мужчина, единственный из всех отнёсся к ней с нежностью и пониманием! А ещё он очень хотел мне помочь…
– Откуда мне была обо всём этом знать!
Всё с тем же холодным безразличием Ирума взглянула на неподвижное тело у своих ног.
– Через несколько минут он очнётся. А нам пора двигаться. Идём!
Она вышла первой, Свенсон за ней.
В зале, где совсем недавно шла разгульная пирушка, теперь было пусто. Вернее, почти пусто, ибо у одной из стен испуганно толпились женщины-арфистки, стараясь хоть как-то натянуть на свои обнажённые тела изорванные перепачканные лохмотья: всё то, что осталось от их некогда белоснежных хитонов. Пирственный стол был опрокинут, равно, как и все стулья… остатки разнообразных блюд вперемешку с осколками посуды разлетелись по всему полу. А в одном
