Петрова пришел ответ:
– Петр Николаевич, поздравляю вас и личный состав эскадры с победой. Ваши распоряжения одобряю. После захода к Солнцу жду вас и всю команду Кота на Весте. Трофей оставьте на ее орбите.
Разгон продолжался. Авианосец уверенно держался в кильватере тяжелого крейсера. Семен работал. Исправлял программы и логические цепочки, вводил другие коды, заменял приоритеты. Иногда ему приходилось вставать и ковыряться в «железе», используя алмазные сверла, зубило и молоток. Потом отвлекся, посмотрел на скучающих космодесантников и сделал им предложение, подкупающее своевременностью:
– Зачем вы тут все в скафандрах маетесь? Пусть кто-нибудь один останется со мной, а остальные идут в бот. Поешьте, поспите, потом поменяемся. Нам еще лететь больше суток.
Константин признал предложение здравым, оставил с Семеном Кошкина, а сам вместе с Батуевым отправился в бот.
Кроватей в десантном боте не было, но космодесантникам, умеющим спать в любых условиях, они были вовсе не обязательны. При желании они могли придавить пару часиков и в скафандре. Но возможность снять его, сменить пропотевшее белье, размяться, посетить туалет… Это все дорогого стоило. Поспать, кстати, обоим тоже удалось. Немного – пару часиков. Это мало, конечно, но куда лучше, чем ничего.
Отдохнув, космодесантники вновь облачились в скафандры и пошли менять Дубовкина с Кошкиным. Потом восемь часов просто сидели рядом с ранцевым зарядом и наблюдали за окружающей обстановкой, выводимой на настенный экран. На всякий случай. В действия ИИ авианосца они не вмешивались, да и не имели такой возможности. Общаться с ним напрямую пока мог только Семен.
Дубовкин и Кошкин вернулись, когда корабли уже приближались к орбите Меркурия. До Солнца оставалось чуть более трети астрономической единицы. Корпуса кораблей нагревались. Центаврский авианосец был способен приближаться к фотосфере звезды намного ближе, но десантный бот не рассчитывался на такие нагрузки и для него прямой контакт с солнечными лучами мог стать фатальным.
На этом этапе корабли разделились. «Россия» укрылась в тени Меркурия, а центаврский авианосец направился к фотосфере по касательной, как «блинчик», подставив солнечным лучам днище и заслоняя от них своим корпусом десантный бот, прилепившийся сверху. Наступил самый ответственный момент. В случае если бы ИИ авианосца не подчинился приказу разумного Дуба, тому пришлось бы привести в действие ранцевый термоядерный заряд.
Космодесантники напряглись, хотя внешне это оставалось почти незаметным – все трое умели «держать лицо». Дубовкин – напротив, был спокоен как танк.
И он не ошибся: все прошло штатно. Носители второго ранга по одному выходили из распахнутых настежь портов и устремлялись прямиком в термоядерный плавильный котел пышущего жаром светила.
Выпустив все носители, авианосец начал удаляться от Солнца, двигаясь вдоль восходящей ветви параболы. За орбитой Меркурия к нему спереди пристроилась «Россия». Корабли тормозились и, полностью игнорируя законы небесной мЁханики, двигались по прямой к точке Лагранжа L1, где их ждала Веста.
После вывода центаврского авианосца на гало-орбиту космодесантники перебрались в бот. Семен дал команду ограниченно разумному первого ранга на закрытие шандорного проема, а Табгай, выйдя наружу через верхний тамбур, отсоединил от анкеров гаки швартовых тросов. Десантный бот приподнялся, разрывая контакт, и, набирая скорость, ушел к поджидавшей его «России».
Встреча была бурной. Семена качали, подкидывая к самому подволоку. Остальных восторженно хлопали по плечам и спинам. Катя, стремительно выбежав навстречу Константину, на миг смешалась и замерла на месте, не зная, что делать дальше. Для генерал-лейтенанта понятия «растеряться» не существовало в принципе. Он всегда был собран и мгновенно принимал решение, зачастую действуя на инстинктивном уровне. Сейчас он не раздумывая обхватил девушку руками, приподнял над палубой и крепко прижал к груди.
Оба молчали. Все объяснения шли напрямую на ментальном уровне. Спустя минуту Катя произнесла только одно слово:
– Согласна! – и крепко поцеловала Константина в губы.
Потом их всех пригласили в кабинет командующего космической обороной. Новиков подробно доложил о проведенной операции. Вторым докладывал Дубовкин. К нему было много вопросов: о возможностях и технических характеристиках межзвездного корабля, надежности и управляемости его искусственного интеллекта, возможности апгрейда с использованием земных квантовых компьютеров.
Было несколько вопросов и к остальным участникам команды, в том числе к Робинзону. Петрова интересовало, удалось ли тому почувствовать себя полноценным представителем человечества, или этому все еще что-то мешает. Робинзон ответил эмоционально:
– Представителем человечества я себя ощущаю, разумным без каких-либо ограничений – тоже. Это подтвердило в том числе и полноценное слияние нас четверых в эгрегор. А что касается физических дефектов, это неприятно, обидно, но не критично. На Земле ведь тоже рождаются люди, неспособные к деторождению. И они от этого не перестают быть людьми. Спасибо вам всем, что приняли меня, предоставили мне возможность и помогли это все понять и почувствовать.
В глазах Робинзона стояли слезы, но он улыбался.
– Я рад за вас, – ответил Петров, тоже немного расчувствовавшийся. – Теперь вы вольетесь в ряды человечества на законном основании. Я распоряжусь, чтобы вам выписали паспорт, военный билет, обеспечили вас жильем. А работа у вас уже есть. А еще появились товарищи, которые вас всегда поддержат в трудную минуту. Ко мне тоже можете обращаться. Приму и выслушаю.
Сделав паузу, Петров продолжил совещание:
– У нас осталось еще два вопроса. Решение первого я сейчас до вас доведу. Благодаря вам в Космофлоте появился первый межзвездный корабль – авианосец. Я передаю его вам, Петр Николаевич, в первый флот. Командиром корабля назначаю полковника Дубовкина, с присвоением ему воинского звания контр-адмирал. Экипаж подберете вместе. А решение второго вопроса я делегирую вашей команде. На флоте есть старая добрая традиция: имя трофейному кораблю предлагают те, кто взял его на абордаж. Вот и придумывайте. Тяжелым крейсерам мы, как правило, присваиваем имена крупнейших городов нашей страны. Исключение – первенец, на котором вы выходили на абордаж. Он получил имя «Россия». Авианосцев у нас пока не было, так что ограничиваться городами не обязательно. Какие будут предложения?
– А что, если назвать его Калининград? – внес предложение Кот. – Раньше этот город был Кенигсбергом, потом его взяли на штык и затрофеили.
– Хорошее предложение, – отозвался Петров. – Если бы не одно «но». Тяжелый крейсер «Калининград» погиб в Венерианском сражении. По традиции его имя получит вновь построенный крейсер, а никак не трофей.
– Тогда Сталинград, – предложил Константин. – Кораблей с таким названием в нашем флоте еще не было, но строительство велось в Николаеве более ста лет назад. Это по тем временам был бы крупнейший тяжелый крейсер. Его проектировали на основе немецкого «Лютцова», но так и не достроили.
– А вот это хорошая идея, – согласился с сыном Николай Александрович. – Еще предложения будут? Нет?
