усеяны плазменными соплами. Все металлические края отшлифованы, эффектно, хоть и бесполезно, поскольку обтекаемость в вакууме не имеет смысла. Но если знать желает красоты, она добивается ее любой ценой.
Я медленно плыву в космосе, передо мной возникает голографический экран и зависает среди звезд, показывая с высоким разрешением двух мужчин в шикарных жакетах и с гарнитурой на голове. Они восседают перед трибунами, до отказа заполненными пребывающей в нетерпении публикой. В этих двоих я узнаю турнирных комментаторов, назначенных королевским двором.
– Приветствуем всех и каждого на полуфинале 148-го ежегодного Кубка Кассиопеи!
Громогласный рев зрителей почти заглушает продолжение речи, но я перестаю слушать, едва взглянув на Станцию. Я впервые вижу свой дом снаружи. Его очертания мне знакомы: металлическое кольцо, покрытое ячеистыми, как соты, проекционными щитами, радужно переливающимися, напоминая нефтяную пленку, ось, пронзающая кольцо, и множество ослепительных твердосветных магистралей, соединяющих эти два элемента, подобно ярко-оранжевым спицам колеса, с вагончиками подвесной дороги, снующими туда-сюда.
Зеленый газовый гигант Эстер, на орбите которого находится Станция, завис за ней. С десяток вспомогательных станций окружает громадную планету: одни движутся в связке с ее многочисленными лунами, другие свободно, но все они, намного меньше по размеру, чем Эстер, медленно терраформируют ее поверхность с тех пор, как четыреста лет назад кончилась Война и семь Станций были отброшены с орбиты Земли в дальние солнечные системы последним ударом врага.
Где-то там и он. Отец.
Я оглядываю пространство вокруг Станции, ось ее центральной части, где живут благородные, тысячи солнечных панелей, обращенных и к Эстер – в земную сторону, и от нее – в звездную. Нигде не видно трупа – седых волос, гофрированных манжет, белого плаща. Тела отца я не вижу, но ведь я нажала кнопку шлюза и наблюдала, как свидетельство моего преступления уплывает в космос… Где же он? Гравитация Эстер не могла притянуть его так быстро.
Мои поиски прерывает появление еще одного голоэкрана – лицо комментатора на нем сияет от счастья.
– Друзья, сегодня мы приготовили для вас потрясающий бой! Прославленный Дом Отклэров наконец вступит в схватку с неукротимым Домом Вельрейдов – оба они известны своей гордостью и боевым мастерством на ристалище! Кто же одержит верх? Кто потерпит поражение? Это известно лишь небесам!
Я пытаюсь смахнуть голоэкран в сторону, но он не тускнеет, как экран виза. Еще один низкий, рокочущий голос слышится в моем шлеме – Красный Наездник.
– Прошу прощения за выражение, но какого хера летучего ты творишь, Мирей? Это же не любительский турнир, двигай к своей платформе.
Багровая точка рассекает пространство, приближаясь ко мне. Боевых жеребцов я видела на визе, на плакатах, в виде фигурок в руках у детей, но не так – громадными, подсвеченными на фоне холодного космоса и светящейся зелени Эстер: он слишком велик, слишком реален и приближается очень быстро. Такая громада не должна двигаться настолько грациозно.
Боевой жеребец Красного Наездника цвета подсыхающей крови – багровый, оттененный густо-коричневым, – и длиной примерно с поезд подвесной дороги. Похожий на клюв выступ его шлема проходит от рта вверх ко лбу и дальше по черепу, напоминая птичий гребень, на ногах у него украшения в виде перьев. На миг я задаюсь вопросом, где у него седло – в груди или в голове? Где помещаемся мы, управляя этими исполинскими марионетками? Я смотрю вниз, на могучую белую грудь своего боевого жеребца. Должно быть, я где-то в торсе – по ощущениям, занимаю положение в центре.
Красный Наездник устремляется ко мне на реактивной тяге, и я, завороженная, смотрю на две горячие малиновые ленты плазмы, которые тянутся за ним, прежде чем космический холод их рассеивает. Пожирает. Тепло – это выживание, но лишь сейчас я понимаю, каким оно бывает красивым.
Слишком поздно.
Из динамиков настойчиво звучит хрипловатый голос Красного Наездника:
– У тебя что, стартовая тяга барахлит? Давай я помогу.
На черта мне сдалась твоя помощь, благородный.
В седле нет ни кнопок, ни рычагов, чтобы за них потянуть, – только мое тело зависло в гелевой массе, которая теперь прозрачна как стекло. На что нажимает Красный Наездник, управляя своей машиной, я не вижу. Мой боевой жеребец не реагирует, я не могу даже отдернуть металлическую руку, когда Красный Наездник берется за нее. От ощущения, что он касается моего локтя, я вздрагиваю, это как физический контакт в ответ на «отвали, понял?». Отклик такой же, как на прикосновение в реальности. Я мысленно посылаю его подальше и ошеломленно вижу, как золоченые пальцы на свободной руке моего боевого жеребца складываются в соответствии с моими представлениями. Так же выставленный средний палец, тот же изгиб запястья.
Красный Наездник хмыкает.
– Тебе так хочется поиграть со мной в молчанку? Хорошо, играй дальше. Это не помешает мне оказать помощь товарищу-наезднику. Рыцарская галантность, понимаешь, все дела. Ты же от нее без ума, да?
Я слушаю его лишь краем уха – слишком занята, пробуя сжимать кулак. И таращу глаза, увидев, что кулак белого с золотом боевого жеребца тоже сжимается. Задержка по времени незаметна, словно смотришь, как двигается твое отражение в зеркале. Я не просто нахожусь в боевом жеребце – я и есть он.
Красный Наездник медленно буксирует меня к ристалищу – участку пространства, который был бы пустым, если бы не две обозначающих его края шестиугольных платформы. Расстояние между ними я могу прикинуть лишь на глаз – парсов пятьдесят, может, больше. Посреди ристалища излучает голубое сияние, которое ни с чем не спутаешь, генератор гравитации – он висит, как лазурная звезда на черном фоне, только светится гораздо ярче, чем те, что на Станции. Наверное, это генграв малой дальности действия вроде тех, с помощью которых во время Войны запускали боевые корабли и жеребцов, пользуясь эффектом пращи.
Мы добираемся до одной из платформ, Красный Наездник прижимает к ней мое плывущее в пространстве тело, и прикосновение его пальцев к моей груди мгновенно вызывает яростную мысль: «Кончай лапать меня, ты, титулованный кусок дерьма!» С резким толчком срабатывают магнитные контакты, приковывая меня спиной к платформе. Я возмущенно смотрю перед собой, отказываясь взглянуть на Красного Наездника.
– Ну, – жизнерадостно говорит он, – я пошел. Удачи, во славу короля, и так далее.
Его боевой жеребец коротко отдает честь, приставляя красные пальцы к красному лбу, потом поворачивается вокруг своей оси, сопла у него на спине и ногах вспыхивают багрянцем, и он делает рывок, пролетая мимо генграва, обозначающего середину ристалища, к шестиугольной платформе на другом конце поля. Движется он легко, явно учился в академии.
