отправились по лавкам, где эти картины продавались, и ее муж купил себе безумно дорогую мазню, от вида и цены которой у Мирабеллы чуть не случился удар.
— Что это? — она уставилась на картину, пытаясь выцепить среди пятен утерянный здравый смысл своего супруга, — это же...
— Это импрессионист, — герцог махнул рукой, будто понимая всю тщетность объяснить Мирабелле ценность покупки, — просто смиритесь, что часть ваших денег будет потрачено на живопись. Мне надо украшать замок самыми модными работами.
— Потому что Рембрант у вас уже есть, — ехидно вставила она.
Он вспыхнул, но не ответил.
— Это важно, мадам, и никаких споров.
Картина была свернута в трубочку, и Мирабелла прикидывала, что, наверное, было бы дешевле полностью отлить ее из золота, чем заплатить за беленый холст и пятна краски на нем.
— Вы разбили мне сердце, — сказала она со вздохом.
— Но теперь я не буду мешать вам заниматься делами. И подписывать ваши контракты или что там у вас еще.
Она бросила на него презрительный взгляд.
— Да, вам лучше мне не мешать.
Но герцог мешал. Он стоял у нее за спиной или сидел рядом, вчитываясь в контракты, изучая акции и даже пытаясь ей что-то советовать. Нет, она, конечно же, не стала слушать его, хотя незаметно для себя сделала так, как он говорил. Ладно, ему картина, ей деньги. Пусть развлекается ненужными вещами. Денег у нее хватит на двоих
Глава 4, в которой Мирабелла выскакивает в окно
На рассвете третьего дня их прибывания в Нью-Йорке Мирабелла проснулась от того, что кто-то ходил по ее комнате. Инстинктивно замерев, и сделав вид, что все еще спит, она обнаружила у себя в спальне мужчину в черном. На лицо его повязан был платок, так, что видны оставались только одни глаза. Он ходил крадучись, и заглядывал в шкафы, открывая их практически бесшумно. Вдруг мужчина замер, схватил что-то из шкафа, и бросился к окну. Тут дверь распахнулась, и Мирабелла, от страха потерявшая возможность пошевелиться или издать хоть звук, вжалась в подушки. На пороге стоял ее муж в кальсонах и накинутой на голое тело расстегнутой рубахе. В руках его был пистолет.
— Ни с места! — прошипел он, и человек в черном обернулся и чуть не выронил свиток. Мирабелла узнала в этом свитке приобретенную вчера картину.
Доминик сделал шаг вперед, и кивнул головой, показывая, куда положить картину. Но человек в черном вдруг бросился к окну, и выкинул картину в раскрытую раму. В этот же момент он достал из кармана пистолет, но Доминик среагировал первым, нажал курок, и Мирабелла спряталась под одеяло, оставив себе только маленькую щелку, чтобы следить за происходящим. Человек в черном стал оседать на пол, выронил пистолет и схватился за грудь. На звук выстрела тут же прибежали служащие отеля, заохали и закричали, а Мирабелла все смотрела на красную лужу крови, растекавшуюся по наборному паркету. Доминик же бросился к окну, и, как был, в туфлях на голую ногу, в распахнутой рубахе, исчез за рамой следом за картиной.
Тут Мирабелла закричала, вскочила, и, не разбирая дороги, побежала к окну. Она споткнулась о умирающего, наступила ему на руку, нога ее зацепилась за что-то железное. Мирабелла наклонилась и подняла его пистолет. Ужас от того, что с Домиником может что-то случиться, завладел ею полностью. Она перегнулась через подоконник, и тут же увидела Доминика. Он бежал следом за каким-то типом, удиравшем по утренней улице в дымке летнего рассвета. В руках у него была картина. К окну была привязана крепкая веревка, по которой тот, что лежал на полу в ее спальне, хрипя и кашляя, забрался наверх. Не долго думая, Мирабелла влезла на подоконник, вцепилась в веревку, и без всяких проблем оказалась внизу. Навыки лазанья по деревьям в детстве пригодились ей в полной мере.
Оказавшись на улице, она бросилась следом за Домиником в рассветный туман. Босые ноги шлепали по грязному тротуару, но Мирабелла не замечала этого. Она добежала до перекрестка, свернула следом за мужем, и вдруг замерла. Доминик боролся с вором на равных, картина, за которую она заплатила целое состояние, валялась в грязи, а со стороны перекрестка приближались еще двое в темных пиджаках.
— Руки в верх! — закричала Мирабелла, поднимая пистолет и наводя его на дерущихся.
Оба подскочили от неожиданности и обернулись. Доминик даже раскрыл рот от удивления, но тут же очнулся, и с размаху врезал вору в челюсть. Тот отлетел к стене и затих, а двое других поспешили ретироваться, не желая иметь дела с сумасшедшей леди в ночной рубашке и чепце. Пистолет в ее руках мог выстрелить, а пуля случайно в кого-нибудь попасть.
— Опустите пистолет, мадам, — Доминик прислонился к стене, потом нагнулся и поднял картину из грязи, тряхнул ее и обтер рукавом рубахи, — вы сегодня героиня дня.
Послышался свист полицейских, и вот уже стражи порядка оказались рядом с ними, а Мирабелла так и стояла с пистолетом в руках, и смотрела, как ее муж, полуголый и босой (где он только потерял туфли?), раскланивается с полицией. Возможно, она и героиня. Только вот нет ничего геройского в ее растрепанных волосах, торчащих из-под чепца с кружевами черными спиралями, ни в грязной от беготни по лужам ночной сорочке.
— Мадам нуждается в отдыхе, — Доминик отстранился от полиции и подошел к Мирабелле, предложил ей руку, будто они были не в грязном закоулке, а в бальной зале, и чинно повел обратно в гостиницу.
Только теперь Мирабелла поняла, в каком виде она предстала перед полицией и недоумевающими прохожими. Да еще и репортер! Как, скажите на милость, эти падальщики всегда оказываются в центре событий?В ужасе она хотела закрыть лицо руками, но Доминик не дал ей этого сделать.
— Ведите себя, будто вы одеты в лучшее ваше платье, — шепнул он ей, — все равно уже ничего не исправишь.
Действительно, исправить было ничего нельзя. Можно было выстрелить в репортера с камерой. Или...
— За столько вы продадите мне снимок? — Мирабелла подошла к репортеру и переложила пистолет из одной руки в другую.
Молодой человек побледнел.
— Дддддвести ддддоллларов! — выпалил он, боясь продешевить, — нет, триста!
