что ему с того?
Откушав, ангел коротко переговорил с Хуэй Фэном, благословил касанием руки и китайского командующего, и еврейского дипломата. Повернулся к Уильямсу. Тот что-то сказал, склонив голову. Звук не было, только изображение, но скорее всего речь шла обо мне.
Потом ангел исчез.
И появился в кабинете, прямо передо мной.
Я застыл. Ангел медленно поворачивал голову, взгляд скользнул по мне — слепо, не замечая.
Он меня что, не видит?
Вскочив, я уронил полупустую кружку. Та начала плавно падать, но тут же оказалась на столе. Меня от движения чуть не подбросило к потолку, но почему-то я устоял. Болван в углу дёрнул головой, застыл и обвис, будто у него выключили базовые функции. Ангел быстро повернул голову и зафиксировал взгляд на мне.
— Не тревожься, Святослав Морозов, — сказал ангел.
Он походил на обычного человека, очень высокого мужчину со светлыми волосами и в светлых свободных одеждах. Взгляд как-то терялся, когда на него смотришь, словно ангел заполнял всё поле зрения. Приходилось сосредотачиваться, чтобы присмотреться и увидеть детали, а не ангела целиком. Глаза глубокого синего цвета, кожа светлая, с лёгким загаром, губы розовые, зубы ровные и белые.
Ах, да, ещё он был босой и от него исходил слабый свет.
И всё в нём кричало «это не человек!»
— Ангел мой, ваше совершенство, — ответил я как подобает, склонив голову. — Я не тревожусь, когда вы рядом.
Тревоги и впрямь не было.
Вся тревога куда-то спряталась, забилась в уголки сознания, рыдая и вереща от ужаса. А я был наполнен спокойствием и восхищением.
«Так и держись» — одобрил Боря.
Ангел испытующе смотрел на меня. От него пахло свежестью и луговыми цветами. Я знаю, как они пахнут, у меня в сортире освежитель воздуха «цветочная поляна».
— Как перенёс ты смерть, дитя?
— Мужественно и с достоинством, — ляпнул я.
Ангел возложил мне на голову ладонь — большую и мягкую.
— Да пребудет с тобой моё благословение, — изрёк он.
И на меня потекла благодать — тёплая волна энергии, смывающая все печали. Хотелось смеяться, радоваться и преклоняться.
Что я и не преминул, рухнув на колени.
Ангел ещё миг подержал надо мной ладонь, потом, очевидно, решил, что так я и лужу могу сделать от восторга, будто щен при появлении пилота на псарне.
— Встань, Святик.
Я встал, и даже не стал его поправлять. Когда я был маленьким — ну, по настоящему маленьким, ещё в садик ходил, у меня на резинке трусов было вышито «Святик Морозов». У других почему-то полная форма имени, а у меня уменьшительная. Буквы сэкономили, что ли? С тех пор я не люблю имя «Святик», а в сочетании с фамилией совсем ненавижу.
— Ты был рядом с Иоэлем, дитя?
Так вот кто вёл конвой? Сам Иоэль?
— Да, ангел мой.
— Видел ли ты, что случилось?
Я сглотнул, попытался представить всё максимально ясно.
— Приближался падший престол…
— Соннелон.
— Да, ангел мой. Соннелон. Серафим метнул в него заряд энергии. Очень большой. Как солнечный протуберанец… Корабли конвоя вспыхнули и взорвались. Была сильная вторичка, нас всех разметало, но корпус «пчелы» выдержал, и я продолжал сближение в ручном режиме…
Ангел терпеливо ждал.
— Серафим повторно начал формировать плазменный пучок… и всё.
Я поднял глаза и посмотрел в невозмутимый добрый лик.
— Было ли что-то необычное, Святослав Морозов?
«Не говори!» — завопил Боря.
— Да, ангел мой. Фиолетовая вспышка. Джей говорил, что между колёс Престола пылает что-то фиолетовое, будто застывшая вспышка. Наверное, он успел уда…
— Твои предположения не требуются, дитя, — произнёс ангел и мой рот сомкнулся.
Некоторое время ангел размышлял, а я с ужасом ждал, спросит ли он, было ли что-то странное после моей смерти.
— Спасибо за служение, Святослав Морозов, — сказал ангел и небрежным движением руки вновь окатил меня концентрированной благодатью. — Есть ли у тебя просьбы или вопросы?
Полагалось сказать «нет», но я то ли ошалел от благодати, то ли и впрямь такой наглый, как считает Анна из зеленой эскадрильи. Я спросил:
— Почему вы меня не сразу увидели?
Ангел вздохнул, помолчал, будто решая, отвечать ли. Сказал:
— Сразу после воскрешения вы безгрешны. В вас нет ни добра, ни зла. Мы видим мир иначе, более духовно, чем физически, и не замечаем вас. Минуты, а порой и часы, пока мирское не возьмёт своё.
Это было неожиданно. Ангел испытующе смотрел на меня, и я осмелился на второй вопрос:
— Всё ли хорошо с владыкой Иоэлем?
Ангел подумал секунду и ответил:
— Мир несовершенен и всё не может быть хорошо.
После этого он исчез.
Я рухнул обратно на диванчик. Болван у стены с лёгким гулом сервоприводов выпрямился.
У меня застучали зубы. Это всё потому, что я в дитячьем теле, конечно. Будь двадцатилетним, как положено, ничуть бы не испугался.
Дверь кабинета открылась и вошёл полковник Уильямс. Махнул рукой — «сиди». Прошёл к своему столу, достал из ящика плоскую бутыль виски, стакан, аккуратно налил до половины и выхлебал в пару глотков, будто воду. Потом покосился на меня, плеснул ещё — и протянул в мою сторону.
— Издеваетесь? — спросил я.
Когда ангел уходит, вся человеческая субординация на время летит к чертям.
— Ну хоть лизни, — невозмутимо ответил Уильямс. — Мне папашка первый раз бурбон налил в десять лет.
Я встал, взял бокал и попытался пригубить. Вернул бокал.
Омерзительно. Никогда не стану пить.
Каждый раз это себе говорю.
Уильямс вздохнул и выхлебал то, что налил мне. Поинтересовался.
— Чего он спрашивал?
Я коротко рассказал.
— Ничего не понимаю, — вздохнул полковник. — После вашей гибели мы потеряли контакт, отправили в район зеленых, синих и желтых. Но они ещё не долетели. На Юпе дикие бури, магнитосфера пылает, им приходится лавировать.
— Это из-за взорвавшегося конвоя, — предположил я.
— Возможно. Иди-ка спать, сынок. Тебе сегодня досталось.
Когда я возвращался — огромными шагами, несмотря на грузилова, база уже проснулась. Сновали техники, доносился гул грузовых лифтов — из хранилища поднимали новенькие «пчелы» вместо утраченных. Прошагала группа умников, старых и молодых, они махали руками и до меня донеслось: «Соннелон». Среди умников были физики, математики, теологи — всё как положено. Кондиционеры за настенными решётками выли громче, включилась дневная циркуляция атмосферы, в воздух добавили бодрящий хвойный аромат, свет плафонов стал ярче и теплее. Парочка болванов
