которые оставили пионеры.
– Мама, пожалуйста, – взмолилась Шурка, – попроси их вернуться поскорее.
– Не волнуйся, – рассмеялась Тайба. – Они обязательно вернутся к нам весной, они прилетают каждый год. Они почистят свое гнездо и отложат яйца, и из них снова вылупятся птенцы, а ты, моя милая девочка, будешь приносить им воду и семечки.
Прошло время, и Шурке исполнилось шесть лет. Она носила две косы, в которые мама вплетала ей голубые ленты. В один из первых весенних дней солнце стояло так высоко, что его нежные лучи освещали лепестки первых цветов, которые распустились во дворе, и щедро заливало ярким светом большие поля. Когда снег за окном совсем растаял, Шурка смогла вернуться на свое любимое место и посмотреть на проснувшийся мир.
– Пойдем, моя малышка, – Яков Мендель взял на руки дочь, – пора тебе выйти из дома и немного прогуляться.
Тайба повязала Шурку шерстяным платком, попросила Якова Менделя лучше присмотреть за девочкой и махала им на прощание, пока лошадь с повозкой не скрылись из виду. Лошади скакали по дороге, ведущей в Острув-Любельски. День был ясный и яркий, и Шурка жадно вглядывалась во все, мимо чего они проезжали. Она видела, как фермеры чинят изгороди, сломанные зимними бурями, и как молодые телята бегают по полям. Когда они подъезжали к городу, девочка увидела большой лес за холмами и зеленеющими полями.
– Папа, посмотри, что это там, за полями? – Она потянула Якова Менделя за рукав и указала на лес, где далеко-далеко переплетались верхушки высоких сосен, а старые дубы стояли густые и крепкие.
– Где?
– Вон там, далеко, вон там… что это? Ты не видишь? Вон там, смотри, папа!
Она не понимала, почему отец не видит прямых белых верхушек деревьев, которые свободно колыхались и шумели на ветру, уходя в самое небо.
– Папа, смотри, вон там деревья танцуют. Смотри, как красиво!
– Я не вижу ничего красивого в этом лесу.
– Как он называется?
– Это Парчевский лес. И запомни навсегда, это плохое место.
– Пожалуйста, папочка, давай поедем туда, – умоляла Шурка, но отец приложил палец к губам, что значило – надо замолчать, а потом сказал, что это невозможно. Парчевский лес был опасен, нехорош для людей – там были болота, кишащие комарами, и людям, а тем более маленьким детям, делать там было нечего.
– Помни: никогда не ходи в лес! – сказал отец очень грозно и подстегнул лошадей.
На следующее утро Шурка рассказал Тайбе об их поездке.
– Мама, я видела большой лес Парчев. Пожалуйста, отведи меня туда.
Казалось, туча пробежала по лицу Тайбы.
– Нет-нет-нет. В этот лес входить запрещено!
– Почему? – упрямилась маленькая Шурка. – Ну почему туда запрещено ходить?
– Потому что Парчевский лес похож на темный лабиринт, и тот, кто его не знает, может свернуть не туда и никогда не найти выход. А тот, кто плохо знает тропы, может поскользнуться и упасть в болота.
– А там есть еще волки и злые ведьмы?
– Ведьмы бывают только в сказках. Хватит, девочка моя.
– А волки?
– Я не знаю.
Шурка приподнялась на цыпочки, надеясь, что ей удастся увидеть волков и ведьм в большом лесу.
– Знаешь, Иван, сын прачки Маришки, рассказывал мне, что иногда, когда его мать занята, он берет лошадь и уезжает далеко-далеко, в лес.
– Один в большой лес? – удивилась Тайба. – Но большой лес очень далеко отсюда.
– Да, он мне сам так сказал. А однажды Иван даже принес мне сладкий фрукт, который называется черника, который он там сорвал. И еще он сказал, что в большом лесу есть золотые ящерицы и птицы с алмазами на головах.
– Иван – дурачок. Он сам не знает, что говорит.
– А можно мне с ним поехать, хоть разок? Он обещал присмотреть за мной. Ну, пожалуйста, мама.
Таинственный лес взбудоражил ее фантазию.
– Ни в коем случае, – твердо сказала Тайба. – Маленькие девочки в лес не ходят.
И, увидев, как сморщилось лицо Шурки, Тайба обняла дочь.
– И хватит выдумывать. Лучше помоги мне раскатать тесто. Мы вместе испечем яблочный пирог.
Но Шурка была очарована сказками большого леса.
– Еще дедушка рассказал Ивану, что там, в лесу, ходит лесной царь, и он очень злой. Он ломает деревья и ищет души маленьких детей.
– Хватит, Шурка. Я уже достаточно наслушалась этих сказок! – отругала ее Тайба. – Лесной царь – это сказка, которую придумали люди. А теперь помоги-ка мне лучше с тестом.
Но Шурка была упрямой.
– Он сказал, что лесной царь ищет младенцев, а потом забирает их души. А если он не может найти младенцев, то ловит детей, а потом и взрослых. Мама, это правда? А меня он тоже поймает? – И Шурка разрыдалась.
Тайба, как и все жители деревни, слышала легенды о лесном царе. Она посадила маленькую Шурку к себе на колени и стала ее утешать.
– Не слушай Ивана. Он просто тебя пугает. Это все сказки. Не волнуйся, моя маленькая принцесса, мы с папой всегда тебя защитим. Мы никому, и уж тем более лесному царю, не позволим причинить тебе зло.
Тайба прижала к себе маленькую Шурку, словно пытаясь защитить ее, а Шурка обняла свою куклу Алинку и тоже пообещала защитить ее от злых волков.
– Только никогда не ходи в лес одна… обещай мне.
– Никогда, никогда, никогда, – пообещала Шурка. Она хорошо поняла: там опасно. В лесу бродили злые волки.
Так Шурка научилась бояться Парчевского леса. Откуда она могла знать, что всего через несколько лет именно этот лес спасет и защитит ее от волков, собравшихся на западе.
Польское еврейство между двумя мировыми войнами
После обретения Польшей независимости в 1918–1920 годах в сотнях городов и местечек начались антиеврейские погромы.
Евреи кое-где составляли более 30 % населения главных городов Польши. В 1931 году в Польше (включая Данциг) проживало 3 131 900 евреев. Кажется, за восемь лет до начала Второй мировой войны их число возросло до 3 300 000, что на тот момент было крупнейшей диаспорой.
Национальное движение в Польше уже тогда рассматривало евреев как чуждый и даже вызывающий беспокойство элемент. В то время как польская интеллигенция и либеральные круги еще пытались призывать к включению евреев в общество, в действительности большая часть еврейского населения продолжала жить отдельно, в изолированных общинах и отдельных кварталах, и подвергалась враждебному отношению со стороны своих польских соседей.
Во второй половине 30-х годов антисемитизм в Польше достиг нового пика. Основная масса населения широко поддерживала идею лишения евреев права проживания в Польше или, по крайней мере в части страны. Евреи Польши подверглись суровому обнищанию. Это унижение отражало раскол в
