и там будет место для сада. Ее охватило предчувствие счастья, когда она лежала на соломе и представляла это новое будущее. Они заведут корову и будут выращивать овощи. Они пойдут в школу, после полудня мальчики будут работать, а девочки – готовить еду и убираться. Папа будет торговать на деревенских рынках и каждый вечер возвращаться домой.
Но через несколько минут он вышел из лавки, втянув голову в плечи и нахмурившись. Глаза его смотрели сердито. Габриэль снова зарылась в солому. У папы был вспыльчивый характер. Отвязывая мула, он проорал: «Шейлок!» Габриэль почувствовала, как повозка покачнулась под его весом, когда он сел на место возницы.
– Десять франков! – пробормотал он, хватая вожжи. – Десять жалких франков за ее жемчуг.
Этого не хватит, чтобы заплатить за дом.
Жюли-Берта подняла голову.
– Папа, что такое шейлок?
– Шейлок – это вор, еврей.
– Вернись туда, папа! – Габриэль села в повозке. Она подала голос, когда ее охватило отчаяние. – Скажи этому человеку, что жемчуг стоит больше.
– Тихо, девочки. – У отца был напряженный, сдавленный голос. – Это не поможет. – Он стегнул вожжами мула. – Слушайте папу. Когда вы бедны, всем на вас плевать. Бедняки страдают. Вы должны это понять. Готовьтесь сражаться за все то, чего вы хотите в жизни. Это единственный способ выжить. – Он плюнул в сторону лавки, и повозка загрохотала по улице.
Огни деревни остались позади, дорога стала у`же. Если не считать тяжелой поступи мула и звука деревянных колес на неровной грунтовой дороге, мир вокруг них был темен и тих, когда они поднимались в гору к аббатству. Обнявшись с Антуанеттой и Жюли-Бертой, Габриэль вдруг отчетливо поняла, что мама ушла навсегда и папа оставит их в Обазине так же, как он оставил мальчиков у фермера. Это был поворотный пункт.
Коко посмотрела через двор виллы, ощущая внутри ту же пустоту, которую чувствовала в ту далекую ночь. Странно это – оглядываться назад. Она редко позволяла себе такое. Но перед ее внутренним взором предстал папа, шаркающей походкой уходящий по коридору и скрывающийся за дверью. Она смотрела ему вслед, все еще надеясь, что он передумает. Но он даже не обернулся.
Девочки быстро узнали, что папа за их пребывание в монастыре не платит и они должны отрабатывать свое содержание. Габриэль старалась помогать обеим сестрам, но в конце концов они оказались не слишком крепкими и не слишком стойкими. Много лет спустя обе покончили жизнь самоубийством. А братья… Ну что с ними поделаешь? Они живы и нищенствуют. Иногда они пишут ей, и порой она посылает им деньги. Какое-то время она еще надеялась. А потом поняла, что семьи у нее больше нет.
Правда такова: после той ночи, когда папа ушел, она знала, что осталась одна.
Коко закурила сигарету и положила голову на спинку кресла, наблюдая, как дым кружится в темноте. Она отлично справилась одна. Тогда она еще была Габриэль и зависела от других. Теперь она полностью изменилась, она Коко. Она построила новую жизнь, и Габриэль осталась в прошлом. Правда о бедности и несчастьях осталась ее секретом.
Знал его только один человек. Она отдалась ему телом и душой в ту же минуту, когда они встретились. Шелест волн у подножия утесов в «Ла Паузе» успокаивал ее, завораживал, позволяя течь опасным воспоминаниям. Ритм волн убаюкивал, почти гипнотизировал. Теплая вода набегала на берег и отступала. Бой Кейпл был единственным мужчиной, которого она когда-либо любила. Как же она ему верила!
Нет. Она бросила сигарету на землю и раздавила носком туфли. Этим вечером у нее достаточно проблем, чтобы думать о Бое Кейпле. Коко встала, пересекла сад, чтобы выйти к крытой дорожке, огибающей двор. Галерея напоминала ей о монахинях, скользящих по переходам и читающих молитвы.
Она вошла в спальню через высокие стеклянные двери, открытые навстречу бризу. Горничная Алиса только что разобрала постель. При виде Коко она улыбнулась и быстро вышла. Коко сняла одежду и надела белую шелковую ночную сорочку, которую Алиса разложила на кровати. Это была одна из любимых сорочек – на тонких бретелях и без всяких прочих украшений.
Коко подошла к туалетному столику и села перед зеркалом. Оставшись одна, она разглядывала свое отражение, чуть повернув голову направо. Фотографы называли ее профиль классическим – нос идеальной формы, челюсть излишне квадратная, но сильная, шея длинная и стройная. Оливковый тон кожи, унаследованный от папы – она всегда утверждала, что это загар, – чуть темнее, чем предпочитало общество. Но он выгодно подчеркивал ее большие черные глаза под бровями вразлет и короткие черные завитки, обрамлявшие лицо. Бой однажды сказал, что она не хорошенькая в общепринятом смысле, но красивая. Она до сих пор пыталась расшифровать эту его фразу. Коко улыбнулась, взяла щетку, но потом встала и подошла ближе к зеркалу.
Когда в уголках ее глаз появились эти мелкие морщинки?
Коко выключила все лампы в спальне, оставив только ночник на столике у кровати. Скользнув под шелковые, пахнущие лавандой простыни, она протянула руку за книгой, которую оставила накануне у кровати. Это был новый роман Колетт. Коко вздохнула, устраивая книгу на коленях. Колетт отличная писательница, но дружить с ней сложно.
Мысли Коко не задержались на романе, а вернулись к предательству Пьера. В прошлом они с Пьером воевали из-за разных взглядов на «Общество Мадемуазель» и духи, созданные Коко, но каждый раз им в итоге удавалось сохранить их дружбу. На самом деле Коко часто гадала, не влюблен ли в нее Пьер немного. Несколько раз он присылал ей букет ее любимых белых камелий, даже тогда, когда она выигрывала дело в суде.
Коко вспомнила тот день, когда они встретились впервые. Он был похож на красивую картину. Солнечный день на скачках. Ветер колышет красные, белые и синие флаги, всюду насыщенные цвета драгоценных камней, и все это в густом соленом морском воздухе на побережье Нормандии.
Пьер выглядел изысканно, высокий и стройный, с темными волосами и высоким лбом. Он всегда улыбался. Коко восхищалась его стилем – модный жилет, аккуратный галстук и пальто из светлой шерсти, шляпа-дерби слегка сдвинута набок. Но особое внимание привлекали его глаза, глубоко посаженные, с дружелюбными искорками и морщинками в уголках. И очень темные круги под ними.
При воспоминании об этом Коко вздохнула. Она всегда считала, что по глазам Пьера ничего прочесть нельзя. Был ли он в те времена ее истинным другом или все же конкурентом?
Она захлопнула книгу Колетт, отбросила ее в сторону и погасила свет.
Когда Шарль Прюдон вернется из Грасса, она подпишет все контракты и решит судьбу Пьера. Ни
