3
Квартира в старинном доме, крупногабаритная, с высоченными потолками. Никогда не был здесь раньше. Всегда довозил Аварию до подъезда, а потом оттуда же забирал. Не горел желанием, да и приглашен не был. А может, и был, но Авария не сочла нужным это приглашение передать. Единственная наша реальная встреча с «бабулей» состоялась на премьере какой-то чумной оперетты, которую я не смог высидеть до конца и свалил после первого акта. «Испортив», как утверждала Янка, им просмотр первого.
— Проходите в гостиную, будем пить чай.
На первый взгляд интерьер старинный, но стоит приглядеться и становится очевидно, что дизайнерский, просто стилизован под старину. «Бабуля» у нас не бедствует и «заряжена» хорошо.
Дед Янки был достаточно известным художником. И средства — от продажи его работ.
Не «денежный мешок», конечно, но на беззаботное приятное проживание в Питере вполне себе.
Здесь же и мастерская Янки, она говорила, что рисует немного.
Широкая арка из гостиной демонстрирует ее внутренности. Мы с Гариком с любопытством разглядываем обстановку.
Все радужно заляпано, какие-то, запачканные красками, кисти… скрученные тюбики… Мне видится здесь образ моей Янки, заляпанной в краске. Не думал, что ее «немного рисую» так масштабно.
— Катерина Федоровна? — с удивлением кивает Гарик на недорисованные картины на мольбертах.
Отрицательно кручу головой.
— Янка…
— Ничего себе!!
Разглядываю ее мазню. Никогда не видел. Интересно… Необычно… Наверное, даже мог бы сказать, что талантливо, но совершенно не разбираюсь в живописи. Бросается в глаза картина с сине-фиолетовым видом города из окна. Размазанные фары… Потеки дождя по стеклу… Ладно. Офигенно она рисует. Никогда бы не подумал.
Катерина Федоровна расставляет чайные фарфоровые чашечки.
— А Вы, Игорь, значит, внук Петра Васильевича?
— Да! — разворачивается он.
— Похож… Особенно в профиль. По-молодости Петр Васильевич был прекрасен в амплуа героя-любовника.
— Это комплимент, надеюсь? — суетится он вместе с ней возле стола, помогая с приборами.
— Конечно! Вы очаровательный мальчик…
Садимся.
Мой взгляд скользит по столам и полкам в поисках телефона.
Взгляд Гарика — по стенам.
— А это чьи работы?
— Вот эта стена — Михаил Пантелеевич Барских, мой покойный муж, дед Яночки. А эти две — уже сама Яночка. Еще девочкой нарисовала. Техника, конечно, не идеальная, но мне они очень дороги.
Разворачиваюсь, разглядываю. На первой — потягивающийся, зевающий рыжий котенок, на второй — разбитое окно, обвитое плющом.
— Дед учил ее рисовать. Талантливая девочка, — разливает она нам чай из резного фарфорового чайничка. — Со сливками?
— Обязательно, Катерина Федоровна. Разве я могу упустить возможность выпить с приличным человеком настоящий английский чай со сливками?
— Ой, и не говорите, Игорёк, старая гвардия интеллигенции уходит, а новая прирастает очень медленно, — стреляет в меня недовольным взглядом.
— Где можно вымыть руки? — включаюсь я.
Телефона в комнате нет, планирую посмотреть в прихожей.
— Налево…
Встаю. Гарик что-то расспрашивает про Аварию.
Сумка… мне нужен ее ридикюль.
— Яночка учится на втором курсе ГУКИ… — слышу я краем уха и застываю.
В смысле — учится?! — разворачиваюсь я в дверях. — Янка — учится?!
— Первый курс — с блеском! А потом этот вздорный мальчишка… — раздраженно взмахивает бабуля рукой. — Не знаю, успеет ли наверстать в зимнюю сессию. Все работы заброшены…
ГУКИ?!
Так вот куда она периодически исчезает! Коза! Сложно было сказать?! Столько крови из меня выпила своими периодическими побегами!
На старинном комоде — войлочный ридикюль ручной работы.
Открываю.
Е*ануться! Граблю старушку… До чего дошел…
Платочки, афишки, кошелек, косметичка… Телефон!
Быстро закрываю сумку и сбегаю с ним в ванную комнату. Закрываюсь. Погружаюсь в телефонную книгу.
«Яночка» — ее старый номер. Ищу дальше. Ничего. Этого не может быть!
Вбиваю к себе все входящие за последний месяц с неизвестных, а потом все контакты с непонятными мне аббревиатурами. Не так уж и много, штук восемь номеров.
