Люблю тебя, особенно когдаТебе терзает сердце страх, как зверь,Когда твой дух им вышвырнут на мель…[22]
Я звоню ему.
– Это ты прислал мне цветы?
– Нет, – отвечает он. – Черт… Я… должен был.
– Дело не в этом, мне… прислали еще одно стихотворение. – Я прочитала ему. – Это из «Цветов зла»? Не так ли?
– Да, это из стихотворения под названием «Грустный мадригал», – задумчиво произносит Патрик. – Адресовано Белой Венере. Бодлер говорит, что многие мужчины вызывали ее улыбку, но он хочет быть одним из немногих, кто заставил ее плакать.
– «Тебе терзает сердце страх, как зверь»… Это опять он. – Я дрожу. – Начитанный парень, должно быть.
Патрик на мгновение замолкает.
– Но букет вряд ли может быть истолкован как угроза, Клэр. Может быть, кто-то просто посылает поздравление: твой талант наконец замечен.
– Это цветы, Патрик. Черные цветы. Цветы зла. Он делает именно то, что и обещал, – пытается напугать меня. И у него получилось.
Но даже когда я думаю об этом, есть часть меня, которая почти благодарна. Используй это. Аполлония получила то же самое стихотворение от анонима, – чернила только-только высохли на бумаге, – и она тоже не могла знать, от кого оно и почему она привлекла внимание этого человека. То ли от поклонника, то ли от преследователя или – как оказалось – от кого-то, кто был на самом деле странной смесью того и другого. Я всегда знала, что, должно быть, она испугалась, но теперь я действительно чувствую это.
– Тебе не кажется, что ты видишь в словах какой-то смысл, которого на самом деле нет? – тихо спрашивает Патрик, и я знаю, что он тоже изучил симптомы театрального расстройства личности.
88
Когда я выхожу, ко мне подходит Лоренс.
– Сегодня было по-настоящему сложно, – произносит он с мальчишеской улыбкой. – Но ты отлично справилась.
– Спасибо, – говорю я, все еще думая о цветах. Я просто хочу домой.
Он заговорщически понижает голос.
– Знаешь, я и забыл, как ты прекрасна в постели.
– Приму это за комплимент. Слушай, мне нужно идти…
– Подожди… – Он кладет руку мне на плечо. – Как ты, Клэр? – тихо спрашивает он. – Это был ад – притворяться, что между нами ничего не было. Но не думай, что только потому, что я могу для них притворяться, я ничего не чувствую к тебе.
Я уставилась на него.
– Честно говоря, Лоренс, я так и думала.
Он игнорирует мой саркастический тон.
– Актеры, да? Мы никогда не знаем, что реально, а что нет. Слушай, не хочешь встретиться и выпить? Я остановился в «Мандарин Ориенталь».
– Хорошо, – говорю я медленно. – Конечно. Я буду в восемь. Просто выпить и поговорить, хорошо? Чтобы прояснить наши отношения.
– Конечно. Просто выпить. Было бы здорово.
Я смотрю на его энергичное красивое лицо и понимаю – то, что произошло между нами, еще не закончилось.
89
В тот вечер на втором мартини Лоренс признается, как он завелся, репетируя нашу совместную сцену.
– Не знаю, как буду справляться, делая это с тобой каждую ночь, – добавил он с мальчишеской улыбкой. – И буду ли я прав, если скажу, что и ты втянулась в это чуть больше, чем просто строго профессионально?
– Может, чуть-чуть, – говорю я, краснея.
На третьем бокале, после того, как мы немного пофлиртовали, он спрашивает, не поднимусь ли я в его комнату.
Мы флиртуем еще немного, а потом я предлагаю пойти к нему. У него люкс на верхнем этаже с видом на парк. Это стоило Патрику целое состояние.
Он открывает бутылку шампанского и, пока он наливает первый бокал, я говорю, что не собираюсь с ним спать.
– Нет? – переспрашивает он беспечно. Явно мне не верит.
Не думаю, что многие женщины отказывают Лоренсу.
– Нет, – повторяю я.
Он все еще улыбается.
– Тогда, если не возражаешь, я спрошу – почему же ты согласилась подняться ко мне сегодня вечером, Клэр?
– Я просто хотела посмотреть на вид.
Я выхожу от Лоренса и иду домой. Возвращаюсь к Патрику и показываю ему видео, которое сделала камерой, спрятанной в сумке. То, которое я отправлю жене Лоренса, как только завершатся репетиции.
