Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Тома означает их разрыв: он то бушует, то рыдает. Может, я отождествляю себя с той частью души Тома, которая не хочет признавать разлуку, продолжает думать (это видно из его истерик), как снова стать хозяином положения? Том в отчаянии, ему больно. Вероятно, я оглушен его шоком и давно поселившимся во мне страхом стать единственным оставшимся близким человеком в его жизни. Для меня это слишком.
Что побудило Стефани уйти, я не знаю. Разрыв застал меня врасплох еще и потому, что такие созависимые отношения, несмотря на их высокую конфликтность, обычно очень прочны. Но, возможно, за годы их брака — почти два десятилетия они были вместе — накопилось слишком много травм, которые уже невозможно вылечить. Однако удивительно, что Стефани заканчивает отношения именно в момент, когда впервые появляется действительно обоснованная надежда на то, что Том изменится. Поддерживались ли отношения каким-то скрытым механизмом? Возможно, им обоим нужна была конфликтная обстановка? И в момент, когда Том становится менее жестоким, сможет ли Стефани тоже расслабиться и раскрепоститься?
В любом случае в таком повороте есть что-то трагическое, исполняется самый большой страх любого нарцисса: «Если ты перестанешь привязывать людей к себе силой, ты останешься один». Как Том справляется с этим? Возвращается ли он к своей нарциссической защите, упрекает ли меня? Или он понимает, что это следствие его же действий?
На следующих нескольких сеансах Том зол, ругает Стефани и особенно ее нового «придурка». Он предается фантазиям о мести, переключается, говоря психоаналитическим языком, в параноидально-шизоидный режим: виноваты все, зло снаружи. Все вокруг имеют исключительно подлые мотивы. Том мобилизует всю свою агрессию. Но этот режим непрочен, вскоре Том погружается в отчаяние и уныние. Он начинает винить себя в том, что он худший муж и отец в мире: «Я все сломал, все! Потому что я плохой, плохой в корне, во мне есть только плохое!» В этом есть доля правды: он не был ни хорошим мужем, ни хорошим отцом. Как бы мне ни хотелось поддержать Тома добрым словом, суть терапии не в утешении.
Но и не в том, чтобы обвинять Тома в духе: «Видите, теперь вы получили по заслугам». Утешение и освобождение от чувства вины возможны, если вы понимаете причины произошедшего. Осознание — ключ к тому, чтобы не повторять ошибок.
И снова я слышу маленького мальчика, который в своем бессилии разрушил все самое важное для него. Том не верит, что кто-то может любить его по собственной воле, поэтому силой принуждает людей оставаться с ним в отношениях. Проклятие повторения событий — трагедия нарциссизма.
Благодаря нашей работе что-то изменилось. На это указывает то, что Том продолжает ходить на терапию, разговаривает со мной, а я не бросаю его. Наши взаимодействия не повторяют судьбу прежних его отношений.
Несколько месяцев мы говорим о разлуке, противоречивых мыслях и чувствах, связанных с ней. То Том злится на Стефани, то гневается на себя.
— Вот опять «или — или»: во всем виновата либо Стефани, либо вы. Одного из них нужно бить, — говорю я.
Еще долго после расставания Том считает, что имеет власть над Стефани. В частности, в материальном: он забирает себе дом, мебель, автомобили — «все, что было куплено на мои с трудом заработанные деньги». «Пусть знает, как на самом деле бывает в жизни, — говорит Том. — Я позволил ей жить в золотой клетке, теперь все закончилось». То, что Стефани, кажется, больше не зависит от него — по крайней мере, оставляет ему без вопросов все, чего он хочет лишить ее, — он едва ли осознаёт. Он пытается вернуть ее, оказывая давление, но она игнорирует его. В тот злополучный день Стефани взяла с собой все, что ей было нужно, включая Лисси.
Девушка в этом году оканчивает школу. Она уезжает с матерью, но вскоре после выпуска хочет переехать на другой конец Германии учиться, о чем Том до сих пор не в курсе, поскольку с момента расставания с ее матерью контакт отца и дочери полностью разорван.
В первые дни после разлуки Том пытался дозвониться до Лисси по мобильному телефону, иногда набирал ее номер пять-шесть раз в течение часа. Не для того, чтобы узнать, как она переживает расставание родителей, а надеясь узнать, что делает Стефани и где она. А Лисси, похоже, хорошо знает своего отца: она не берет трубку. Но хотя Стефани и Лисси ни на что не претендуют, Том все равно не признаёт их границы. Он не управляет Стефани, дочерью, людьми в своей компании, хотя до сих пор пытался реализовать эту иллюзию. То, что важнее всего в человеческих отношениях, не может быть навязано. Это всегда жест доброй воли, а не плод обмена или результат шантажа. Том этого пока не понимает. Но временами (возможно, благодаря нашей многолетней работе) его посещает прозрение. Если не в отношении Стефани, то хотя бы в отношении Лисси.
Я замечаю:
— Вы преследуете дочь.
Том возмущается:
— Что значит преследую? Она не отвечает.
— А почему бы и нет. Ведь вы же звоните не потому, что хотите поговорить именно с ней.
Том молчит, лежит неподвижно на кушетке довольно долго, потом меняет тему. Но на следующем сеансе он совсем другой. Он говорит, что вечером еще раз подумал о нашем разговоре и о том, как он обращался с Лисси, и в конце концов признаётся: «Я, наверное, снова дал волю фашисту». После этого он прекращает названивать дочери, но впадает в другую крайность. Он не выходит на связь и допускает, что никаких контактов с Лисси больше никогда не будет.
На Рождество Том остается совсем один. Мужчина 50 лет, достиг многого в карьере, живет в красивом доме, но тот пуст. Пустой дом кажется мне символичным: как развалины, где до сих пор отзываются эхом его разрушенные отношения.
Тоскует ли Том? Раскаивается ли? Думаю, ему тяжко. Стефани не вернется — только сейчас Том начинает понимать, что это значит для него. Несмотря на всю его вину, мне очень жаль его. И даже когда он возвращается с рождественских каникул и мы возобновляем работу, он кажется очень замкнутым и молчаливым.
В первые месяцы нового года Том уже мягче отзывается о Стефани. Не то чтобы он хотел помириться с ней, подчеркивает он снова и снова, но по крайней мере можно попытаться создать обстановку, в которой «мы можем говорить друг с другом как два разумных взрослых человека». Это непросто: Тому вскоре начинает казаться, что Стефани провоцирует его, но им удается если не тепло, то хотя
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
