осмысливать случившееся. И пришел к выводу: завтра мне кровь из носу надо быть в Кусково. Что случится, то случится, пока не знаю. А если вправду этот гад туда припрется, я его не упущу.
Решив так, я ринулся звонить Гриневу.
Еще в субботу, расставшись, мы с ним договорились держать связь. То есть, я звоню ему.
— Не стесняйся, — поощрил он. — В любое время. Дело, сам понимаешь, какой важности.
И я позвонил из вестибюля.
— Андрей?.. Это Юрий. Слушай, пусть это тебе не покажется нахальством, но я хотел бы завтра поучаствовать в операции. Как ты считаешь?
Я отчетливо услышал, как старлей хмыкнул на том конце провода.
— Считаю положительно. Двумя руками «за»…
Сказал-то он по смыслу позитивно, а вот интонация была сложной. Я так и понял, что с данным вопросом не так все просто. Союз «но» прямо повис в сказанном, хотя и не был произнесен.
Тут Андрей призадумался. И решительно сказал:
— Вот что. Я к тебе завтра подъеду утром. В районе девяти. Годится?
— Запросто.
— Только не прямо возле общаги вашей… Выходи на Рязанку, ладно?
— Тоже не вопрос.
И мы быстро сориентировались по точке встречи.
— Все остальное на месте, — с заметным облегчением объявил Гринев. — Отбой!
Я отключился и пошел было к себе… Но по ходу ощутил, как разбирает меня сумрачный драйв. Хотелось пришпорить время: пусть помчится вскачь, скорее донесет меня до завтрашнего утра, а там может и тормознуть. Там события станут подгонять, скучно не будет. А сейчас…
А сейчас я, конечно, нашел способ управлять потоком секунд, минут и часов. Забежал в блок, оделся, прихватил деньги — и к ларькам.
В газетном киоске управлялась Катя. Увидав меня, расцвела, сделала знак, чтобы я подзадержался. Я и остановился, разглядывая журналы. Дождался, когда покупатели отчалят.
— Привет! — Катя улыбнулась. — Я к тебе загляну сегодня?
— Кать… Ну что за вопрос? Моя дверь всегда открыта для тебя! В любое время дня и ночи.
Девушка слегка вздохнула:
— С ночью сегодня не выйдет. Света грузит…
— Насчет меня?
— Нет, что ты! Она тебя, кстати, знает. Ты ей понравился. Хороший, говорит, парень. Если ты с ним… дружишь, говорит, то это нормально. Я, говорит, рада.
— Хм.
Видно, в этом междометии Кате почудился сплав сомнения с иронией. Она пустилась горячо развивать данный тезис — что сестра относится ко мне с симпатией, приветствует нашу дружбу и т.п. Но я и не сомневался. Хмыканье носило иной смысл: я уже заглядывал вперед, прогнозируя последствия наших с Катей отношений. А тут, понятно, есть над чем задуматься…
Впрочем, пока имелись задачи более крупные и насущные. Что же до нагрузки со стороны старшей сестры, то это касалось генеральной приборки. Светлану торкнуло на тему вычистить грязь и пыль из затхлых углов, отодвинуть диваны, кровати, холодильник… Мысль, в принципе разумная, не поспоришь. А Света, по словам Кати, человек такой, что если какая мысль заскочила в голову, то уже не выскочит, пока Света это не сделает. Ну, слава Богу, мысли типа:
— решить теорему Ферма…
— слепить финансовую пирамиду типа МММ Мавроди или «Властилины» Валентины Соловьевой…
— включиться в цепочку наркотрафика из Центральной Азии в Европу…
старшую сестру не посещали. А вот учинить на ночь глядя приборку с веником, тряпками и тому подобным оборудованием — это легко. Поэтому Катя запланировала краткосрочный визит ко мне, а получив порцию жизненных витаминов — вприпрыжку бежать Светлане на помощь.
Договорились.
Я дошел до ларьков, приобрел две крохотные стограммовые бутылочки армянского коньяки — в просторечии «мерзавчики». Хватит, больше не надо. Ну, и продукты, фрукты… Припер это все домой, ублажил себя ароматным напитком. Захорошело. С удовольствием поработал над диссером. Начало смеркаться. Заявилась Катя. Отъ*бнулись. Тоже здорово.
На десерт Катя любовно расцеловала меня и ускакала мести, мыть и драить свою жилплощадь. А я остался лежать в состоянии приятного расслабона. Память по инерции продолжала рисовать недавние картины нашего соития и никак не могла отцепиться от этого… Я и не возражал. Закрыв глаза, мысленно крутил и крутил данное эротическое кино, и прекращать его желания не было.
Пока вновь не захотел есть. Тогда со вкусом, с толком, с расстановкой поужинал, попил чаю и завалился спать.
Утро неожиданно подарило чудесную погоду. Прямо такую редкую редкость этой ненастной осенью. В светло-голубом небе безветренно застыли редкие белые облака. Яркое, но нежаркое Солнце вдруг щедро залило светом Москву, в чем я увидел добрый знак. Ну полил бы дождь? Так этот изверг, глядишь, и не высунулся бы из дома… Хотя, черт его знает! А вдруг наоборот? Взял бы зонтик и пошел в горделивом одиночестве в парк гулять: вот вам, менты, выкусите!..
Ладно. Что есть, то есть. Нет, солнечный день — это привет от мироздания. Все будет хорошо!..
И без десяти девять я выбежал из общаги.
Андрей в «шестерке» уже ожидал меня на Рязанском проспекте.
— Привет! — я плюхнулся на пассажирское сиденье.
— Здорово.
Я пожал руку с боевым перстнем и с места в карьер спросил:
— Когда планируют начать патрулирование?..
На что получил совершенно конкретный ответ:
— В десять.
— Так.
Этот четкий ответ словно включил во мне таймер. Не могу объяснить, но я стал иначе ощущать время. Не как нечто абстрактное, безликое — а точно незримое излучение, бегущее сквозь меня и уносящее жизнь миг за мигом. Значит, все верно! Я не ошибся. Нашел центр мишени. Попал, куда надо, решаю именно ту задачу, что надо — и эта нечисть не уйдет от меня.
И все вокруг сделалось необычайно четким, резким: предметы, звуки, запахи, словно я стал видеть все завитушки в каждом облаке, слышать рабочий шум Рязанского шоссе чуть ли не до самой Коломны, чуять дыхание осени с далеких северных земель…
Я и себе-то до конца не мог этого объяснить, тем более не стал говорить Андрею. Да и надо ли объяснять? Есть то, что понял — и храни в себе. Потом когда-нибудь кому-нибудь расскажешь. Или нет.
— Короче, — деловито произнес старлей. И раскрыл суть.
В МУРе долго и старательно прорабатывали операцию. Отобранным сотрудницам — реально симпатичным, привлекательным, молодым девушкам — тщательно создавали образы с помощью подбора одежды и макияжа. Делали так, чтобы все были друг на друга не похожи, но каждая по-своему броская, такая, чтобы мужские головы поворачивались к ним как стрелки