овсом, весьма возможно, что вырастет редька. Потому что столько внесется в это дело брехни, ерунды, дружеских советов, вражеских наветов, воздействий и действий, что самая твердь земная, взбаламутившись, превратит семя овсяное в семя редечное.
Никогда в человеческих взаимоотношениях вы не можете знать, какие последствия будет иметь тот или иной ваш поступок.
Вы, может быть, думаете, что доброе ваше дело вызовет доброе к вам отношение? Ничуть не бывало. Вы сделаете подарок, а на вас обидятся. Вы протянете губы в восторженном поцелуе, а вам закатят пощечину. Ну как тут наладить? Как знать, на что идешь?
Для удобства взаимоотношений, чтобы не всегда из посеянного овса вырастала редька, можно прибегнуть к давно известному средству – группировке людей на определенные типы. Назовем, например, главные наши русские группы, старинной стройки, но прочно держащиеся:
Враль с раздутыми ноздрями.
Светлая личность.
Корявая старушонка.
Гимназист-грубиян.
Дама-патронесса.
Человек, который все знает (разновидность дурака).
Делец настоящий.
Делец-любитель.
Стремящаяся женщина.
Впрочем, всего не перечтешь. И даже строго распределив типы по группам, вы легко можете сбиться с толку, если не обладаете достаточным опытом.
Вот как вы, например, представляете себе корявую старушонку? Что-то старенькое, слезливое.
– Ох, милая моя! Была я вчера у заутрени…
Вот и ошибаетесь. Для корявой старушонки заутреня далеко не типична. Корявая старушонка говорит больше всего о туалетах.
– Хочу, милочка, прикупить к коричневой юбке чего-нибудь пестренького на рукава. Теперь вообще рукава в моде. Как вы думаете?
Корявая старушонка любит также давать советы в этой области.
– Взгляните на мою шляпку, – скажет она с гордостью, – другой подумает и невесть сколько за нее заплачено, а на самом деле сущие пустяки. Потому что весь материал у меня свой, а модистку я нашла такую честную, такую честную, что не только моего не украдет, а еще и своего приложит. Видите пряжечку? Это она дала. Уголочек сломан, ну да кто же будет приглядываться?
Вы смотрите в ужасе на нечто похожее на «буат а ордюр», что увенчивает седую голову корявой старушонки. Вы различаете кусочек застиранного кружевца, клок какой-то шерсти, заячью лапку, ленточку, кусок меди. Чего тут только нет! Разве что вставной челюсти. И над всем этим мусором (всюду жизнь!) дрожит маленький голубой цветочек.
– Да, – говорит старушонка, – нужно самой понимать в туалетах: тогда вас никто не надует. Вот теперь тоже принято лицо всякими кремами мазать. А что тут хорошего? Каждый крем, заплати за него хоть сто тысяч, непременно что-нибудь да содержит. Уж в этом вы меня не переспорите. Да они и сами не скрывают. А вот вазелин ровно ничего не содержит. Я вот сорок лет мажу лицо вазелином, и чисто, и духами не пахнет. Это все нужно понимать.
В медицине корявая старушонка свой человек.
Она твердо знает, что мягчит, а что ежит, и как в старину лечились люди, которые «не глупее нас были», а с другой стороны, не отрицает и всякие малопонятные новшества.
– Вот, говорят, доктор есть. Так он совсем не лечит, а почешет чем-то себе в носу, и человек поправляется. И огромные деньги нажил.
Корявая старушонка следит за всеми событиями. Сны перемешиваются у нее с действительностью, но не затемняют ее, а, наоборот, выясняют.
– В Америке водку разрешили. Пусть. Мне-то что. Мне не жалко. А вот видела я во сне, будто какой-то румын сидит в Америке. Вот, значит, и сядут они со своей водкой. Война будет. Вот увидите.
Корявая старушонка скрипит и прихрамывает, но целые дни куда-то идет и идет. То ей нужно взглянуть на баржу Армии спасения, то на выставку искусственных ног, то на лекцию по противогазовой обороне, – всюду, где только двери открыты, корявая старушонка влезет, оттолкнет вас локтем и сядет в первый ряд.
– Слушала я этого, как его там, философа. Плетет не плетет, ничего не разберешь. Чуть не заснула. Кант да Кант, а чего Кант – и сам не знает. Надо дело делать, а не Канта болтать. На словах-то все хороши, а как до дела дойдет, так их и след простыл. Такое ли теперь время, всюду шомаж. Тоже выдумали.
Корявая старушонка может быть даже очень состоятельной. Это дела не меняет. Она может быть и образованной – это тоже дела не меняет. Она не может быть только умной.
Она входит в салон жизни через черный ход, впитывает душой кухню, коридор, столовую. Она знает о картине, сколько за нее заплачено, о концерте – почем был билет, об артисте – изменяет ли он жене, а каким он голосом поет или на чем играет – это уже не ее сфера.
Такова, приблизительно, корявая старушонка.
Если вас столкнет с ней судьба и вам удастся определить, к какой группе данная особа принадлежит, вы избежите многих ошибок.
Действовать с корявой старушонкой (чтобы овес не родил редьку) нужно очень осторожно.
Прежде всего, по возможности, ничего ей не говорить, потому что она совершенно лишена способности понимать человеческую речь.
– Вот, – скажете вы, – собираемся открыть приют для детей.
– Ох, уж только не для детей, – скажет она. – Дети вырастут, а потом что?
– А потом новых.
– Это значит – все меняй да корми. На этом тоже много не заработаешь.
– Да ведь это не для наживы, это будет благотворительное учреждение.
– Ну вот, тоже нашли время. Теперь всюду такая бедность.
– Так вот поэтому-то и занимаются благотворительностью.
– Благотворительностью можно заниматься, когда делать нечего. А когда кругом беднота, так тут работают.
– Кто?
– Да все.
– Так ведь теперь кризис, безработица.
– Кто не хочет работать, тому всегда безработица. Я вон вчера пришла домой, вижу, у диванчика аграманчик оторвался. Так не поленилась, а взяла да пришила. Кто хочет работать, тому всегда работа найдется.
Или такой разговор.
– Какой у вас плохой вид! – скажет старушонка.
– Голова болит.
– Гулять надо! – крякнет старушонка. – Свежий воздух здоровее всего.
– Не могу гулять – работы много.
– А вы работу бросьте да погуляйте.
– Брошу работу – со службы выкинут.
– Ну и пусть. Здоровье важнее всего. Здоровая голова важнее всякого жалованья.
– А куда я эту здоровую голову ткну, если у меня денег не будет?
– Ну, знаете, и через золото слезы льются.
С корявой старушонкой разговаривать нельзя. Все ваше внимание, если она как-нибудь влезла в вашу жизнь, должно быть направлено на то, чтобы ни о чем ей не проговориться, чтобы она ничего о ваших делах не знала.
Если вас направят к ней по какому-нибудь делу – благотворительному или иному, – вот, мол, скажут, богатая дама, может быть, заинтересуется и