Книга Фаберже для русской красавицы - Мария Жукова-Гладкова

Ильич Юрьевич на своем веку, конечно, повидал немало, но от услышанного даже он слегка побледнел, потом вызвал бригаду, которая оцепила нужный участок в лесу и раскопала тело несчастной Лены. Приехали телевизионщики, все снимали, только по очень большой просьбе Надежды Васильевны известная в городе фамилия ее мужа не упоминалась. Юлю оставили в доме ее спасительницы. В любом случае ее пока не следовало перевозить с места на место. Мама с сестрой приехали ее навестить, рыдая от счастья и не понимая, как она могла не позвонить им раньше. Но им объяснили, что Юля боялась за свою жизнь.

Ильич заявил, что Лиду с рецидивистом объявят в розыск за соучастие, а младшему Красавину придется отвечать еще и за убийство Лены и покушение на убийство Юли.

Следователь также сказал мне, что на завтра с утра договорился о встрече с женой Юрика Самохвалова, которую выписали из больницы, и спросил, не соглашусь ли я вместе с ним к ней съездить.

– Зачем? – не поняла я.

– Хочу посмотреть, узнает она вас или нет, Наталья Петровна. И, может, вам как женщине будет легче ее разговорить, разбудить воспоминания. Поедемте?

Я согласилась, и мы договорились, у какого метро я подберу Ильича Юрьевича. Вскоре он уехал вместе со следственной бригадой, а я решила заглянуть к Некрасову. Я видела, как он подъехал к дому.

При виде меня на пороге Коля открыл рот.

– Н-наташа? – проблеял он. – Т-ты здесь откуда?

Мне хотелось сказать «От верблюда», но вместо этого я спросила, не хочет ли Коля пригласить меня в дом? Или он не один?

Некрасов освободил дверной проем.

Проходя в гостиную, я отметила, что никакого разгрома не наблюдается. Из гостиной я без приглашения проследовала на второй этаж и оглядела все помещения критическим взглядом. Я решила: раз Некрасов ко мне постоянно мотается, и я буду наглой, тем более прожила в этом доме три года и знаю все закутки.

Никаких следов обыска я не заметила. Вчерашние жалобы Некрасова на беспорядок были беспочвенными. Вообще я нашла только одно изменение, и то не из-за обыска, – в нашей бывшей спальне стены оказались обиты розовым китайским шелком с эротическими картинками и появилась другая кровать.

– Это Лидка потребовала, – сообщил Некрасов у меня из-за спины, хотя я и не спрашивала. – Дом я ей переделывать не позволил. Сказал, что я его строил еще до знакомства с тобой. Тебе я ведь в свое время тоже тут ничего не позволил менять…

Я кивнула – это было истинной правдой. Вообще-то у Некрасова прекрасный вкус и отличные мастера. Я не видела необходимости что-то переделывать, как, впрочем, и в квартире, где живу теперь. Он все точно угадал, даже не спрашивая моего мнения и пожеланий.

– Кровать тестюшка подарил на свадьбу, – продолжал Некрасов. – По просьбе – или требованию – дочери. Она не могла спать на той же, где спали мы с тобой.

Эта женская прихоть была мне вполне понятна. Я, наверное, на месте Лиды захотела бы того же. Правда, при переезде в этот дом кровать менять не просила, хотя не сомневалась: я – не первая особа женского пола, разделяющая ее с Некрасовым.

А кровать Лидка (или ее папаша), по-моему, выбрали неудобную. Я все-таки предпочитаю традиционную форму, а эта, хотя и занимала почти всю площадь спальни, была с какими-то странными изгибами по всем четырем сторонам. Спинки отсутствовали, ножки тоже, не говоря уже про столбики. Вы видели когда-нибудь морскую звезду, вырезанную из картона неумелой рукой трехлетнего ребенка? Форма была примерно такая – кривая морская звезда с четырьмя лучами.

– Ну и как на ней спится? – спросила я у Некрасова нейтральным тоном.

– Собираюсь снести на помойку, – невозмутимо ответил Некрасов. – Разведусь с Лидкой – и снесу. Вот радость-то будет нашим местным «мусорщикам».

На помойку у нашего поселка и у других подобных ежедневно наведывается большая группа лиц, очищающих ее до приезда мусоровоза. Ему часто мало что остается, причем среди дежурящих у баков стоят часто и люди вполне приличного вида. Со мной даже здоровались, пока я тут жила. Я им какую-то одежду прямо в руки отдавала, как и подпорченные продукты. Они всегда вежливо благодарили. Правда, когда я один раз в ответ пожелала здоровья парочке опустившихся и кашляющих мужчин, один ответил:

– Мадам, желая здоровья людям, вы желаете обнищания врачам. Это я вам как бывший врач говорю!

Теперь я иногда задумываюсь перед пожеланиями.

Мы с Некрасовым вернулись в гостиную, он хотел предложить мне чего-то с градусами, я отказалась, попросила только сок.

– Ты не останешься? – удивился он и, по-моему, испытал облегчение.

– Коля, я, вообще-то, сюда не к тебе приезжала. – Он с еще большим удивлением поднял брови. – Ты разве не видел милицейские машины, когда домой возвращался?

– Видел, ну и что? – Коля пожал плечами. – Кого ими удивишь в нашем поселке?

– И тебе не стало любопытно, к кому и почему они приехали?!

– А мне-то какое дело?! Не ко мне – и ладно. Это ты бы, конечно, побежала выяснять. А я не любопытный.

Я задумалась, почему к Некрасову еще не заходили, ведь убивали-то в его доме, затем вспомнила, что его уже неоднократно допрашивали по этому поводу, и я сама обеспечила ему алиби на ту ночь. Хотя, возможно, вскоре его снова вызовут в прокуратуру.

– Кстати, а что случилось? – словно опомнившись, спросил Некрасов.

Я вкратце описала. По мере моего рассказа Коля заметно успокаивался. Я с самого начала обратила внимание: он какой-то заведенный, что для него нетипично. Вообще про таких, как Некрасов, обычно говорят: спокоен, как мамонт. Но что-то его тревожило сегодня… И не понравился ему мой приезд. Ох, не понравился.

Чтобы его не смущать, я не стала спрашивать, кто делал уборку в доме и так ли уж она требовалась – пол тут не вскрывали, со стен обои не сдирали, стулья, кресла и диваны не вспарывали.

Проведя в доме бывшего мужа около часа, я встала.

– Ты уезжаешь? – по-моему, он опять спросил это с облегчением.

– Да, Коля. Рада была тебя повидать. Всего хорошего.

Он проводил меня до машины и смотрел вслед, пока я не скрылась за поворотом.