начинать полномасштабный конфликт. Предлагаю согласиться, но настоять на другом месте встречи.
— Согласен, — кивнул я. — Харбин слишком удобен для японских провокаций. Лучше приграничный китайский город Хайлар. Там меньше японского влияния.
Сопкин, просматривающий утренние сводки разведки, поднял голову:
— Товарищ Краснов, позвольте напомнить, у нас неожиданные гости. Группа иностранных журналистов каким-то образом пробралась в Дацин. Американцы, англичане, даже пара французов.
— Вот как? — эта новость меня скорее обрадовала, чем встревожила. — И чем они интересуются?
— Событиями последних дней. Разгромом японского гарнизона, захватом нефтяных месторождений. Говорят, информация о масштабном столкновении советских и японских войск уже появилась в западных газетах.
Я задумчиво потер подбородок. Присутствие международной прессы могло сыграть нам на руку, обеспечив дополнительную защиту от японской агрессии.
— Где разместились журналисты? — спросил я.
— В деревне Лунхуа, в доме старосты. Настаивают на встрече с руководством операции.
— Организуйте. Сегодня же.
Александров вопросительно поднял бровь:
— Какую линию держим?
— Официальную, — твердо ответил я. — Операцию провели китайские патриотические силы при ограниченной поддержке интернациональных добровольцев. Особо подчеркиваем героизм отрядов Хэ Луна и войск генерала Фэна.
Сопкин усмехнулся:
— А демонстрация техники? Они наверняка уже сделали десятки фотографий «Катюш» и Т-30.
— Скажем, что это опытные образцы, переданные китайским союзникам для испытаний в боевых условиях. Подготовьте пару танков без опознавательных знаков и с китайскими экипажами для демонстрации.
Александров одобрительно кивнул:
— Грамотный ход. А что насчет японского предложения?
— Передайте по дипломатическим каналам, что представитель советско-китайского командования готов встретиться через три дня в Хайларе. Подчеркните, что мы идем на переговоры исключительно из гуманитарных соображений.
После совещания я отправил радиограмму в Москву, запрашивая дополнительные инструкции и информируя о предстоящих переговорах с японцами и иностранными журналистами.
К моему удивлению, ответ пришел незамедлительно. Сталин лично одобрил план действий, предписав максимально использовать международное освещение событий для закрепления советских позиций в регионе.
Встреча с журналистами состоялась на следующий день в специально подготовленном помещении штаба. Стены украшали карты региона и фотографии боевых действий, тщательно отобранные для создания правильного впечатления.
Всюду висели красные флаги с китайскими надписями. Лишь в центре стола скромно расположился маленький советский флажок как символ дружбы народов.
Представители прессы собрались загодя, шестеро мужчин и одна женщина с фотоаппаратом, одетые по-дорожному, но с неизменными блокнотами и жадным профессиональным любопытством в глазах.
— Уильям Фаулер, «Нью-Йорк Таймс», — представился высокий американец с рыжеватыми усами и цепким взглядом. — Мы наслышаны о впечатляющей победе местных сил над японским гарнизоном. Весь мир обсуждает этот неожиданный поворот в маньчжурском кризисе.
— Артур Ричардсон, «Таймс» лондонский, — с легким поклоном добавил сухопарый англичанин. — Особенно интересует техническая сторона операции. Откуда у партизан современные танки и ракетное оружие?
— Пьер Дюбуа, «Матэн», — кивнул невысокий француз с блокнотом. — Мое правительство весьма обеспокоено масштабами советского вмешательства в Маньчжурии.
Я сдержанно улыбнулся, подмечая, как француз сразу перешел в наступление.
— Товарищи журналисты, — начал я, намеренно используя обращение, привычное в СССР. — Благодарю за интерес к событиям в Дацине. Я представляю Техническую миссию Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР, оказывающую консультативную помощь китайским патриотическим силам.
— Значит, вы не командовали операцией? — прямо спросил Фаулер.
— Командование осуществлял Объединенный штаб китайских патриотических сил во главе с генералом Фэн Юйсяном и командиром Хэ Луном, — ответил я, не моргнув глазом. — Советская сторона лишь предоставила ограниченную техническую поддержку.
— Однако свидетели утверждают, что видели сотни советских солдат и офицеров, — вмешался Ричардсон.
— В операции участвовали интернациональные добровольцы, среди которых действительно присутствуют граждане СССР. Но это личная инициатива людей, сочувствующих освободительной борьбе китайского народа против японской оккупации.
Женщина-фотограф, молчавшая до сих пор, подняла руку:
— Маргарет Картер, «Ассошиэйтед Пресс». Нам удалось сфотографировать ракетные установки, которыми вы вчера так эффектно стреляли. Эксперты утверждают, что такое оружие могло разработать только крупное государство с развитой военной промышленностью.
— Не могу комментировать происхождение каждого образца вооружения, — уклонился я от прямого ответа. — Китайские силы получают поддержку из разных источников, включая советские профсоюзы, солидарные с борьбой трудящихся Китая. Кроме того, современное оружие захвачено у самих японцев в ходе предыдущих операций.
Дюбуа скептически хмыкнул:
— И японцы сами передали партизанам технику, которой нет даже в европейских армиях?
— Предлагаю вам задать этот вопрос представителям Квантунской армии, — улыбнулся я. — А теперь, позвольте представить вам командира Хэ Луна, героя освободительной борьбы китайского народа.
В комнату вошел Хэ Лун, специально для этой встречи облаченный в простую, но опрятную военную форму с красной звездой на фуражке. Его суровое лицо с резкими морщинами могло принадлежать только настоящему полевому командиру, закаленному годами партизанской войны.
— Товарищи журналисты, — начал он на китайском, который тут же перевели на английский и французский. — Народные силы Маньчжурии веками сопротивлялись иностранным захватчикам. Сегодня мы продолжаем героическую борьбу против японских милитаристов, и важная победа в Дацине доказывает, что объединенный китайский народ способен противостоять любому агрессору.
Журналисты засыпали его вопросами о тактике, численности войск, планах дальнейшего сопротивления. Хэ Лун отвечал уклончиво, но с подкупающей искренностью, умело перенаправляя разговор на героизм рядовых бойцов и «братскую помощь международного пролетариата».
Когда страсти немного улеглись, я предложил журналистам посетить позиции китайских войск, под тщательным контролем, разумеется.
— Советская сторона выступает гарантом мирного урегулирования конфликта, — подчеркнул я, завершая официальную часть. — Мы организовали переговоры с представителями японского командования, которые состоятся через два дня в Хайларе. Приглашаем представителей международной прессы присутствовать на них в качестве наблюдателей.
После официальной пресс-конференции журналисты отправились на экскурсию по Дацину под руководством Александрова, который отвечал за то, чтобы они увидели только тщательно подготовленные объекты.
К вечеру на стол легли предварительные материалы, подготовленные журналистами. Александров добыл черновики статей, которые предстояло отправить в редакции.
«Красный дракон показывает зубы», — гласил заголовок материала Фаулера. Американец подробно описывал масштабы операции, подчеркивая, что она стала «первым серьезным поражением японских сил в Маньчжурии с начала экспансии».
«Тайное оружие Москвы проходит испытания в Маньчжурии», утверждал Ричардсон, сосредоточившись на технических аспектах, особенно на ракетных установках, которые он назвал «революционным шагом в развитии артиллерии».
Француз Дюбуа откровенно писал о «неприкрытой советской интервенции», предупреждая о «новом очаге мирового конфликта».
Маргарет Картер оказалась наиболее объективной, просто описывая увиденное и цитируя как официальные заявления, так и рассказы местных жителей о «громадных огненных драконах, вылетающих из советских машин».
— Пусть
