Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
следующую ждет двойная порция народу. До электрички оставалось полчаса. Историки, присев на свои вещи, провели тридцать минут за болтовней.
Но электричка так и не пришла в положенное время.
Люди в возмущении бродили по перрону, обвиняли царя Дмитрия в развале государства, задержках зарплаты, закрытии магазинов, банкротстве фирм, обнищании пенсионеров и в том, что электрички перестали ходить как следует. Одни собирались ночевать в лесу или на пляже, другие рассуждали, не постучаться ли в лодочную станцию за помощью, третьи планировали пеший поход до города, четвертые кричали в телефон: «Маруся! Я отсюда, кажется, не выберусь!», пятые завязывали романтические знакомства. Часы показывали десять, и надежда оставалась только на последнюю электричку.
Она пришла, хоть и с опозданием. В пыльных окнах виднелись люди — сдавленные, сплющенные, но при этом счастливые, что втиснулись. Какая-то девчонка даже показала язычок народу на перроне. Тот рванул к дверям с таким остервенением, что в какой-то миг застрял у входа в электричку: люди так пихались, что никто не мог проникнуть внутрь, каждый не давал зайти другому и в итоге в дверь не мог пройти никто. Андрей и Анна, к счастью, прорвались одни из первых. Они сумели войти внутрь электрички и занять там относительно комфортный уголок, в котором можно было и дышать, и ехать, не сгибаясь, и стоять сразу на двух ногах. Единственной издержкой оказалось то, что молодые люди оказались так плотно прижаты друг к другу, что это их несколько смутило.
Ехать надо было около полутора часов.
Первые полчаса прошли в молчании. Потом в вагоне появился контролер. Билетов у ребят, конечно, не было: во-первых, из протеста мировой несправедливости, а во-вторых, потому что на станции, где они сели, и кассы-то не имелось. Но контролер не сумел пробраться сквозь толпу до Анны с Андреем. Он издали, из-за голов, что-то долго ворчал, видно, требовал денег, но молодые люди прикинулись, что не слышат. Когда контролер удалился, Анюте вдруг стало ужасно смешно. Несмотря на усталость и давку, она оживилась и стала шутить, болтать глупости. Андрей тоже вдруг преисполнился радостью, бурной энергией. Ехать, прижавшись к девчонке — чего уж тут врать? — ему нравилось. Только вот было ну очень уж жарко…
Анюта взяла полотенце и вытерла лоб кандидата наук.
— О, спасибо! — ответил ей тот, умилившись заботе.
Затем они опять заговорили о забавной ситуации, в которую попал Андрей со своей книгой. Верить в то, что кто-то, кроме дядьки с пляжа, мог принять заумный диссер за скандальный опус лжеисторика, он яростно отказывался. Анна, между тем, со смехом уверяла, что теперь к Андрею навсегда прилипнет имидж маргинала и разоблачителя.
— Нет уж! Не для этого я работал! Не для этого стремился к публикации!
— Вот так! А для чего же? Хи-хи-хи…
— Ну, понимаешь… Это трудно выразить… Но мне казалось, что когда я стану кандидатом и потом, когда опубликуюсь, жизнь как-то изменится, случится что-то необычное, прекрасное…
— А разве не прекрасно, что твой труд прочел простой мужик, который перешел из стана мракобесов в наш, научный, хоть и сам того не понял?
— Ну, не знаю… — ответил Андрей, поколебавшись. Аннины глаза смотрели прямо на него. В них было что-то очень важное и очень откровенное, правдивое. — Не знаю… Кажется, не это. Я думал, улечу, буду в восторге. Ждал чего-то… В общем, не такого…
— А какого? Вот такого?
Андрей почувствовал, как Анна коснулась губами его губ.
— Похоже, что именно так… — согласился Андрей.
У него осталось ощущение, что случилось нечто очень ожидаемое, естественное, правильное, кем-то предрешенное. Обдумать произошедшее не успел. Мысль прервал громкий голос:
— Товарищи пассажиры! Позвольте минутку внимания! Предлагаю вам приобрести замечательную книгу профессора Филиппенко, историка нового поколения и диссидента! Из нее вы узнаете все, что скрывают от вас официальные историки! Всего за сто рублей!
Над головами чья-то неизвестная рука махнула желтой книжкой в мягкой обложке.
— Дайте мне! — раздался чей-то голос.
Пассажиры затолкались, загудели.
На подъезде к городу опять со всех сторон слышался шепот о великом диссиденте Филиппенко, его книге, надоевшей царской власти, глупом национализме, вдохновленном «официальными» историками, не продающейся нефти, подступающей нищете и необходимости уже вздохнуть свободно, навести в стране порядок.
Анна и Андрей, обнявшись, доехали до города.
Транспорт не ходил. Денег на такси, конечно, не было. Они пошли пешком, держась за руки и болтая о невразумительных заумностях и о жутчайших глупостях; одни на темной улице. Им принадлежал опустевший тротуар и весь район, весь город, вся страна, весь мир: не только от Антарктики до Арктики, но и от первобытных времен до нынешней секунды. Не скованные рамками сегодняшнего дня, свободные от времени и места, наблюдающие старое с позиции древнейшего и новое с позиции грядущего, вне моды — разве только это мода XVIII века! — Анна и Андрей были счастливыми людьми. И будущее им принадлежало — молодым, влюбленным, знающим о прошлом.
— Ты спас мир, — сказала Анна полтора часа спустя, когда молодые люди наконец пришли к ее дому.
— Скажешь тоже.
— Нет, правда! Ты спас мир! Страну, по крайней мере. Люди уже начали роптать на царизм. А теперь, прочтя твою «альтернативную» историю, — она усмехнулась, — устроят революцию. Ты думал, что хочешь защитить диссертацию, но результат оказался значительно важнее!
— Позволю вам напомнить, — ответил Филиппенко, — милая сударыня, что этот наш царизм, свержение которого теперь мне предлагается возглавить, создан вашими усилиями!
— Частично! Только поначалу!
— Тем не менее!
— Тогда, чтобы загладить ошибку и признать победу сил добра, я приглашаю спасителя к себе…
Пятнадцать минут спустя они были одни в пустой (родители уехали на дачу) двухкомнатной квартире на первом этаже пятиэтажки. Уходя, Сарафанова забыла закрыть окна, и холодный ночной ветер гулял по комнате, надувая парусами шторы. Света не было: неделю назад страна перешла на режим экономии электричества.
— А между прочим, — сообщила Анна, когда они с Андреем сидели на диване, — мне как-то раз приснился вещий сон о том, что я нахожусь в объятиях великого историка. Сначала я подумала, что сон предсказывал научную карьеру, но теперь, как оказалось…
— Хм… В объятиях великого историка? Конкретного?
— О, нет! Конечно, нет! Абстрактного, да, полностью абстрактного и чисто символического!
— Да? Считай, что я поверил. Ну, а что насчет карьеры? Ты уже уволилась из школы?
Анна села.
— Мне дают пятые классы.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
