хотя, по идее, должен был ускориться.
— Ты тоже… кончи, — попросил он сипло, не вынимая лицо из подушки, которой раньше брезговал, — в меня…
Егор всё так же молча выполнил его просьбу. Ускорился, подталкивая за бёдра. Кирилл терпел дискомфорт, мотанье себя, как тряпичной куклы. Глаза смыкались и хотелось промочить горло. Егор не издавал ни звука, аритмично натягивал и вдруг остановился. Только по такой же, как у него пульсации, Кирилл понял, что тот кончил.
— Всё, — сказал Рахманов и вытащил член. У Кирилла болели все косточки, он перевернулся, вытянулся, впился взглядом в то, как его секс-партнёр аккуратно снимает презерватив. Член под ним чуть уменьшился, блестел.
— Я не жалею, — прошептал Кирилл.
Егор кивнул, вытирая гениталии салфеткой.
— Тебе не понравилось? — спросил Кирилл. — Ты не издал ни звука за всё время, даже, когда кончал. Я думал, ты давно не был с парнем…
— Не был, — Егор встал, устремил взгляд на кресло, где лежала его одежда. Кирилл поймал его за ладонь. Та была влажной и немного скользкой. А в заднице неприятно отдалось резкое движение.
— Переночуй здесь, Егор! Пожалуйста! Тут места хватит! А утром пойдёшь!
Он вложил в эти несколько предложений всю мольбу, на которую был способен. Смотрел в чёрные, особенно ночью, глаза. Но Егор остался глух к крику его души.
— Мне надо домой. Я просто заплатил за поездку.
Он стал одеваться, быстро. В принципе, там было всего три вещи.
— Егор, — Кирилл сделал паузу и дождался, когда Рахманов на него посмотрит, — я люблю тебя. Я не шучу.
Егор смотрел на него с секунду, затем быстро опустил глаза, поправил футболку.
— Извини, мне пора. Спасибо, что отвёз нас вчера.
И ушёл. Хлопнула сначала одна дверь, потом вторая, звякнула щеколда.
Кирилл откинулся на подушку и закрыл лицо руками.
Призраки ночи
34
На следующий день, как только Егор вернулся из города, Кирилл пошёл к нему. Зад совсем не болел, чего он боялся, предлагая себя нижним, походка не изменилась, другие страшилки гомофобов, типа разорванного очка, тоже оказались мифами. Или Егор проделал с ним всё аккуратно — не из любви, конечно, а просто по доброте душевной.
Кирилл думал об этом половину ночи, кутался в одеяло, так и не уйдя с дивана. Пытался найти объяснения и оправдания, пытался не допустить вспышки гнева или слёз огорчения. Голубой секс ему не понравился физически, но это был секс с Егором, с парнем, которого он безмерно уважает и безгранично любит. Другого способа быть ближе у геев ведь нет? Так говорил сам Егор.
Конечно, ночью Кирилл злился на него, что предложил самое ценное и не получил желанной отдачи. Пылкости, страсти. Вернее, чувств и нежности — эти качества больше присущи селянину. Он не верил, что Егор настолько неопытен и скован в постели, что постесняется даже застонать. Просто вчера он прямым текстом сказал, что отрабатывает повинность, но и при этом показал мастерство — не мялся, грамотно растянул, избежал порывов, со снайперской меткостью ударил по простате, мастурбировал так, что перед глазами звёзды пылали.
Учился дрочить, дёргая за соски корову…
Кирилл отогнал эту дегенератскую издёвку, напомнил себе — своему грёбаному внутреннему голосу, — что в дойке молока нет ничего смешного и постыдного, а вот валяться на кровати целый день брюхом кверху здоровенному бугаю — стыд и срам.
Утром Кирилл решил, что секс ему приснился. Если бы не использованный презерватив, сиротливым комочком лежавший на старом затоптанном паласе у ножки дивана, а рядом высохшая салфетка из пачки и вазелин. Егор был верхним. Возможно, всегда и со всеми. От этой мысли, которая не вылезала из головы, у Калякина сводило живот, член практически не опускался, и ещё появились какие-то неведомые ранее ощущения в промежности. Наверно, он превратился в настоящего гея, самую унизительную его ипостась — любителя, чтобы его подолбили в зад. А, плевать! Плевать на всех! Да, он хочет, чтобы его долбили в зад, и что?! Чтобы это делал Егор — настоящий мужчина, а не гламурное быдло.
Чувствовал ли себя Кирилл при этом тёлкой? Нет, не чувствовал.
После затхлой нафталиновой пещеры Пашкиной бабки от солнечного света защипали глаза. Воздух был удивительно свеж. Как перед грозой, подумал Кирилл. Сунув сигарету в рот, он постоял на порожках веранды, посмотрел в голубое небо с бугристыми, словно сказочные замки, кучевыми облаками. В детстве он мечтал лежать на лугу в душистой траве и гадать, на кого похоже то или иное облако.
Теперь он хочет, чтобы его трахали в зад.
Кирилл поднял край футболки, почесал живот. Поскрёб подошвы шлёпанцев об угол порога, соскабливая засохшую грязь, отшвырнул под кусты куриной слепоты окурок и пошёл, куда намеревался.
За калиткой текла неспешная сельская жизнь, картина которой не менялась никогда — куры, гуси, кошки. На лавке у хаты бабы Липы сидели три сгорбленные старушенции, одетые как при морозе в десять градусов — в телогрейки, цветастые платки и бурки. Баба Липа опиралась на клюку, двух других Кирилл не знал. Все трое синхронно повернули повязанные платками головы и с жадным любопытством уставились на него. Кирилл приветственно махнул рукой этому самопальному фейс-контролю, поддерживая имидж вежливого воспитанного молодого человека, завоёвывая сердца местных старожилов. Внимание бабкам пришлось по душе, они кивнули ему в ответ. Сейчас примутся обсуждать. Фигня, лишь бы Пашкиной бабке про квартиранта не настучали.
Пыль дороги сохранила следы мотоциклетных колёс, обвиливающих ямки и ухабы. Следы сворачивали к дому. Рисунок протектора не читался, резина была совсем лысой. А продаются ли сейчас покрышки на «Юпитер»? Задавшись этим вопросом, Кирилл с укором совести подумал о том, что пролежал всё утро на диване, страдая и лелея обиду за безответность любви, за непонятость, обвиняя в своих несчастьях весь мир, а Егор в это время трудился, не покладая рук. Наверняка он встаёт с зарёй, доит корову и отводит её на пастбище, кормит свиней и птицу, готовит завтрак для матери и теперь ещё младшего брата, меняет памперсы, ещё что-нибудь делает и едет развозить молоко клиентам — на мотоцикле в любую погоду. Егор ответственный и пунктуальный, но наверняка ему тоже хочется понежиться в кровати хоть один денёчек, забить на всё и просто выспаться. Как же, до ломоты в суставах, захотелось дать Егору такую возможность!
Кирилл обогнул пыльные, тронутые желтизной вишни и ступил на скошенную траву придомовой территории. Мотоцикл стоял у ворот, люльку накрывал чёрный брезент. Вокруг ходили красные куры, разгребали когтистыми
