class="p1">* * *
Каир, 1290 год
Вот Аль-Кахир, «Победный Град», жемчужина Нила и восхищение Египта! Здесь трон халифов, истинных наследников пророка, здесь средоточие учёности и благочестия, здесь роскошь и великолепие, здесь мечеть Бейбарса, потрясающая красотой и совершенством, здесь медресе, где мудрые факихи наставляют юношей, здесь мавзолеи и фонтаны, улицы и майданы, воры и разбойники, живые и покойники, здесь всё, что сын Адама в состоянии вообразить – и даже более того!
В один из дней султан Мухаммад аль-Малик ан-Насир ехал в бани, окружённый челядью, приближенными, приспешниками, эмирами-сотниками, вооружёнными мамлюками и чёрными рабами-зинджами.
Могуч и грозен был Мухаммад, подобный льву. Свирепостью дышала его грудь, неустрашимая доблесть сверкала в его синем взоре.
Он был велик и полон мужеством, как слон. Он прошёл по дороге судьбы и достиг царского венца. Привезённый сюда маленьким невольником, как все мамлюки, он стал мужем и воином, устроил смелый заговор и сам убил султана Халиля.
Его обожали земляки-славяне, кипчаки, тюрки – все «солдаты реки» из крепости на острове Аль-Бахр, а черкесы из цитадели Аль-Бурдж страшились Мухаммада и склонялись перед ним.
Народ, толпившийся вдоль улицы, с восторгом восклицал:
– Да славится великий царь, победоносный царь! Да продлит всемогущий Аллах его дни на земле! Да поразит Аллах его врагов!
Проезжая рынок, султан повелел бросать в толпу мелкие деньги. Дети и взрослые бросались в пыль, хватая царские даяния и восхваляя щедрость Мухаммада.
Среди рыночного люда в окружении воров и проходимцев стояла некая женщина – прямая, горделивая и смуглая, в невзрачном запылённом платье и сирийском головном платке; на бронзовой опояске её была цепочками прикреплена чаша из металла, похожего на латунь, оправленная почерневшим серебром. Жулики Аль-Кахира взирали на женщину с почтением, она же смотрела свысока.
– По нраву ли тебе наш город, Гиза?
– Что ж, айяры 1, он побольше Дамаска, – снисходительно молвила смуглая женщина. – Здесь обитает множество людей, которые хотят узнать о своём будущем. Я утолю их жажду, напою их истиной из своей чаши.
Процессия султана приближалась к скопищу воров. Женщина, которую назвали Гизой, вдруг ахнула и прижала руки к груди:
– О айяры, кто это рядом с царём? Тот отрок, подобный четырнадцатидневной луне – кто он?
Айяры заговорили наперебой:
– Это его приближенный гулям 2, Юсуф Драгоценный. Султан купил его в Дамиетте за великую цену, не считаясь с расходами.
– Мухаммад всегда держит его при себе и не желает расставаться с ним.
– Говорят, это наглый и умный юнец, одарённый всеми достоинствами юности и всеми ухищрениями зрелости, рождённый для удачи и поживы. Он вводит казну в разорение и огорчает жён султана.
– Вытрясти ларцы, куда он складывает дары Мухаммада – вот мечта вора!
Юнец-красавец, гарцевавший на прекрасном белом жеребце, придержал скакуна, заглядевшись свысока на самоцветное ожерелье, которое протягивал ему краснобородый перс с возгласом: «Прими в дар, о всадник, обликом равный ибн Якубу 3 !»
Угадав, что выпал миг приблизиться к другу султана, смуглая женщина проворно метнулась и – чёрные невольники оплошали, – ухватилась за стремя горделивого гуляма:
– Юсуф, я нашла тебя! Глазам не верю! Радость моя, сердце моё!..
– Гоните прочь эту сквернавку! – злобно огрызнулся юнец, посылая коня вперёд. Мускулистые зинджи схватили женщину, оторвали от стремени и, надавав ей ударов рукоятками плетей, швырнули назад в толпу.
Оказавшись среди своих, Гиза разрыдалась. Айяры сгрудились вокруг неё.
– Только скажи нам, Чаша Придорожная – мы отплатим за твою обиду! Одно твоё слово, и нынче же ночью этот спесивый гулям захлебнётся своей кровью. Мы знаем ходы во дворец, все лазы и норы. Ему не уйти от ножа. Ну?
– О воры, да удержит вас Аллах от этого поступка! – ещё в слезах, сильно встревожилась Гиза. – Даже кончиком пальца не троньте его!
– О мать гадалок, что ты болтаешь без ума? Он заслужил кару, он велел зинджам поднять на тебя руку. Удальцы Аль-Кахира таких дел не прощают.
– Я сама разберусь в этом деле, – строго молвила айярам Гиза. – Завтра же я пойду туда, где заседает диван султана, и закричу о несправедливости. Я не успокоюсь, пока не добьюсь царского решения.
Одни айяры ворчали и шептались между собой:
– О проклятая, о шлюха и
