2. UN PERM’ AU CASINO HERMANN GOERING[94]
Вам достанется самый высокий, самый смуглый ведущий актер Голливуда.
Мериан К. Купер — актрисе Фэй Рэй
□□□□□□□
Улицы этого утра уже стучат вблизи и вдали под деревянными подметками гражданских. Вверху на ветру копошатся чайки, скользят, легкие, бок о бок, крылья развешаны недвижно, то и дело слегка пожимают плечами, только чтоб набрать высоту — сплестись, расплестись, бело и медленно стасовывается с незримых больших пальцев фараон… Первый взгляд вчера, вдоль по эспланаде ближе к вечеру, был хмур: море оттенков серого под серыми тучами, казино «Герман Геринг» расплющено белесо, а пальмы зазубренные, еле шевелятся… А вот сегодня утром деревья на солнце вернулись к зелени. Налево вдалеке петляет, крошась, древний акведук — сухо-желтый, вдоль Капа[95], дома и виллы там пропечены до теплой ржави, кроткие коррозии изъедают все краски Земли, от бледно-недожаренного до глубоко надраенного.
Солнце пока не очень высоко, готово поймать птичку за концы крыльев, ярко обратив перышки в завитки ледяной стружки. Ленитроп стучит зубами на толпу птиц в вышине, сам внизу на своем миниатюрном балкончике, из глубины комнаты электронагреватель едва достает ему до икр. Его подшили куда повыше, на белый фасад к морю, предоставили целый номер одному. У Галопа Муссора-Маффика и его друга Тедди Бомбажа — один на двоих дальше по коридору. Ленитроп втягивает кисти в ребристые манжеты толстовки, скрещивает руки на груди, наблюдает изумительное иностранное утро — в него вырываются призраки утрешнего дыхания, он ощущает первое солнцетепло, хочет первую сигарету — и извращенно дожидается внезапного шума, с которого начнется день, первой ракеты. Все время осознавая, что он в кильватере великой воины, сместившейся на север, и тут могут раздаваться только одни взрывы: хлопки пробок от шампанского, выхлопы лоснящихся «испано-сюиз», иногда амурный шлепок, будем надеяться… Ни Лондона? Ни Блица? Можно ли привыкнуть? Еще бы, и к тому времени пора будет возвращаться.
— Итак, он проснулся. — Бомбаж при мундире, бочком протискивается в номер, гложа тлеющую трубку, за ним Галоп в пиджачной паре в тонкую полоску. — Поднялся с первыми лучами, разведывает, несомненно, пляж на предмет неприкаянной мамзели-другой…
— Не спится, — Ленитроп зевает в комнату, а за спиной у него птицы на свету реют воздушными змеями.
— Нам тоже, — это Аллюр. — Это ж сколько лет адаптироваться.
— Боже, — Бомбаж нынче утром поистине исходит напускным воодушевлением, театрально простирает длань к громадной кровати, рушится на нее, энергично подскакивает. — Не иначе, Ленитроп, их про тебя предупредили! Роскошь! А нас, понимаешь, вселили в ненужный чулан.
— Эй, да чего ты ему напел тут? — Ленитроп шарит везде, ищет сигареты. — Я вам кто, Вэн Джонсон, что ли?
— Лишь… касаемо, — Галоп с балкона швыряет ему зеленую пачку «Крэйвенов», — девушек, понимаешь…
— Сами англичане довольно сдержанны, — поясняет Бомбаж, подпрыгивая на кровати для убедительности.
— Во маньяки полоумные, — бормочет Ленитроп, направляясь к личной ванной, — нормально так меня оккупировали, банда жертв 8-го Параграфа… — Стоит довольный, писает без рук, подкуривает, вот только про этого Бомбажа ему чуток непонятно. Бомбаж с Галопом вроде как старинные кореша. Спичку щелчком отправляет в унитаз, краткое шипенье; но к Ленитропу он обращается как-то — снисходительно, что ли? может, нервничает…
— Так вы что думаете, я вам свиданки устраивать буду? — орет он поверх рева туалетного селя. — Я-то думал, вы как за Каналом окажетесь, ступите во Францию — тут же превратитесь в Валентино.
— Я слыхал, до войны была такая традиция, — Галоп жалобно зависает в дверях, — но мы с Бомбажем — Новое Поколение, вынуждены полагаться на опыт янки…
