В краю мечты, на пыльном чердаке,Среди нелепых рыцарских романовСебя я вижу в странном чудакеВ плену у выдумки и зыбкого обмана…Ну, Росинант, вези меня от книгПо этому страдающему свету!..
Тут хозяин «Росинанта» перекинул длинную свою ногу, сел на мула и продолжал, как акын, петь стихи своего московского друга.
Между тем вдали, на горизонте, уплотнялось серое облачко, явный предвестник песчаной бури. В воображении Виктора, подверженного внезапным мечтам-воспоминаниям, нарисовалась картина далекого детства, когда они ехали в Пржевальск.
Боже, что это была за дорога! Не за что зацепиться глазу – песок, барханы. Казалось, ехали целую вечность. Лошади изнемогали от усталости, дети – от голода, мать – от страха. Однажды отец пошел искать дорогу. Солнце клонилось к закату. Если оно скроется – в минуту опустится черный полог ночи. Мать взбиралась на бархан, махала белым платком, садилась, обессиленная, на песок. И вдруг – на фоне красно-серого неба – силуэт отца! Он рассказал, как, чтобы найти дорогу, нюхал воздух, наблюдал поведение ящериц, закрывал глаза, предаваясь древней памяти…
Добрались-таки до Пржевальска. Получили свой дом, свой сад с яблонями, словом – рай!.. Только мечта отца о тихой гавани не сбылась…
Виктор огляделся вокруг: серое облачко на горизонте превратилось в черную тучу, которая двигалась в его сторону. Торопливо слез с осла, вытащил одеяло:
– Эй, приятель! Ложись рядом, будем пережидать!
Крепко обнял своего осла, закрыл и его и себя одеялом. Почему-то вспомнилась Тина. И всю ночь думал о ней…
Вернуться домой удалось только ранним утром. Виктор тщательно умывался, вытирал лицо, а Оксана (ох и крикливой стала!) надрывалась:
– Я тут вся извелась! Где тебя черти носили? Знаешь, что было без тебя?..
Он, не слушая, отправился к себе и, отлежавшись, решил написать письмо в Москву, Валентине. Это было уже второе письмо – первое он послал года два назад, но не получил ответа (а не получил потому, что забыл адрес и написал в издательство, а там его потеряли). Он писал ей о важных вещах:
«Дорогая Тина Петровна! Так, кажется, должен я теперь тебя величать? Сто лет миновало с того времени, как ты помогла мне найти Оксану. Как можешь догадаться, мы давно поженились.
Мои машины работают, изобретениями я доволен.
Какое счастье – писать все, что думаю, без страха! Может быть, ты скажешь: мол, Дон Кихот как был, так и остался. Нет, дорогая! Я вижу на деле поворот!..
Очень хочется в Москву, быть в центре великих исторических событий. Мне уже – увы! – шестой десяток. Если бы ты увидела меня, вряд ли бы узнала на улице: я бородатый, лысоватый, седой, но хожу-брожу по пескам еще крепко.
Напиши, если вспомнишь меня! Очень хотелось бы повидаться. Привет от супруги. Твой Виктор».
Тут в комнату влетела Оксана с последней новостью:
– Представляешь, с городской доски почета сняли все фотографии русских!
– Что-о? – завопил Виктор Петрович. – Полное безобразие!.. И где они все?
– Валяются на земле!
– На земле?.. Я пойду и прикреплю их обратно!
– Не боишься?.. Вить, а Вить, давай уедем отсюда!
– Почему я должен уезжать? Мой отец тут закладывал азы просвещения, был учителем, юристом, пострадал – и теперь нам ехать? Началась перестройка, великое событие, будет демократизация во всей стране! А ты – ехать. Обывательские разговоры.
– Вот подожди: сократят тебя – тогда что скажешь?
– Последние известия, помолчи! – Он включил телевизор.
– Опять твои дурацкие известия? Не хочу! Не могу!.. Давай другую программу – там будет «Просто Мария».
Оксана протянула руку, чтобы переключить кнопку, но Виктор вспылил:
– Не трогай! Сейчас будут последние известия!
– На кой они мне? Хочу «Марию»!
– Слушай, Ксана, ты кто? Курица или гражданка СССР?
– Заткнись! Лучше купи второй телевизор! – И она переключила кнопку.
Вздернув плечи, муж чертыхнулся и бросился на диван. Последней мыслью перед тем, как пасть в объятия Морфея, было воспоминание о дяде Яне, брате отца: парадокс – он отказался от своей нации, когда началась война с Гитлером. Родные его презирали, а теперь – он, Виктор, за кого должен себя выдавать? Русский, немец, латыш?! А Оксана? Все чаще говорит о родной Украине. Письма пишет. Уж не собирается ли туда? Говорит о самостоятельности, «нэзалэжности» Украины, словно только что родилась… Что с ней делать?
