но не уверен, что он окажется сильнее вируса. Лучше я буду изолирован.
Мне было жутко смотреть на этот каменный мешок, отгороженный от мира толстенными металлическими прутьями. Что тут происходило и кого держали в таких условиях? Это же жуткая древность! Я читала в книгах, что когда-то так было, но сейчас в ходу лазерные и силовые камеры. Ну или что-то на подобие того, где держал меня Гребл. Но это…
— Запри замок и ни при каких условиях не отпирай его, — произнёс эр, зайдя внутрь, — и не приближайся к решётке. Я уже с трудом осознаю происходящее и свои действия. Понятия не имею, как буду себя вести в скором будущем.
Кивнула, закрыла дверь и повернула ключ в замке. Затем прижалась лбом к холодным прутьям и прошептала в отчаянии:
— Я с ума сойду и без вируса. Это выше моих сил. Я не выдержу.
— Ева, ты справишься, — улыбнулся Айлир, подходя ближе, сжимая мои руки поверх металлических прутьев. — Ты сильная. Просто не ходи сюда, не смотри на свихнувшегося подыхающего меня, и всё будет хорошо.
Снова кивнула, давясь горькими рыданиями. Не выдержала и, освободив руки, обхватила ладонями лицо эра, и поцеловала в губы. Отчаянно. Прощаясь. Чувствуя, как умирает что-то внутри. После чего бросилась прочь, почти ничего не видя из-за пелены слёз, застилающей глаза.
***
Легко сказать: «Не ходи». Третий день я сижу в этой комнате, которая мне кажется тюрьмой. И не проходит и пары минут, чтобы мои мысли не возвращались к красноглазому, запертому в подвале административного здания этого места.
Более суток назад я нарушила запрет и спустилась в то жуткое место, надеясь ещё хоть немного поговорить с эром, а также оставить ему еды. Одного взгляда хватило, чтобы понять — я опоздала. Он с хищной грацией поднялся мне навстречу, одним прыжком оказался у решётки. Оскалился, демонстрируя внушительные клыки, протянул руку с пугающими когтями и прохрипел:
— Ева-а-а.
Ужас пробрал до самых костей, заставляя попятиться. Нагнулась и подтолкнула три банки консервов к нему.
— Ева-а-а! — завыл мужчина.
А глаза мутные, безумные. Блестят лихорадочно, зрачок почти всю радужку занял.
— Ева-а-а, — уже похоже на мурлыкание, перетекающее в рычание, — я голоден, Ева-а-а.
Вылетела оттуда, себя не помня. Меня колотило от страха, мутило от горечи и боли, скручивающих внутренности. Это оказалось намного страшнее, чем я представляла. Это убивало меня.
Забаррикадировалась в комнате, мечтая, чтобы всё оказалось лишь кошмарным сном. Хотелось раствориться, умереть, не быть. Никогда прежде я не чувствовала такого оглушительного отчаяния. Было невыносимо от мысли, что Айлир закрыт в этой клетке, лишившийся разума, медленно умирающий.
Почему? Почему он? Почему у меня оказался иммунитет? Не то чтобы я жалуюсь, но что такого есть во мне, что позволяет побороть «естественный отбор»? Чем мы, входящие в пять процентов невосприимчивых к вирусу, отличаемся от остальных девяноста пяти? Если бы я знала, возможно, могла бы помочь Айлиру. Спасти его.
А ещё я понимала: не могу я сидеть тут. Мне нужно туда, к эру. Пусть и жутко до стука зубов, но надо. Понимаю умом, что не консервов он жаждет, но всё же… Такая пища лучше полного её отсутствия. Это выше моих сил — морить мужчину голодом из-за собственной трусости.
Руки подрагивали, когда открывала дверь подвала. Нервы были натянуты до предела. Было страшно подходить к камере эра. Как и в прошлый раз, он тут же метнулся к решётке, мешая разглядеть, тронул ли те три банки еды, что оставляла в прошлый раз. Во всяком случае, у решётки их нет.
— Я тебе поесть принесла, — заговорила, чтобы хоть немного разбить атмосферу ужаса.
— Ева-а-а, — и снова от звука искажённого безумием голоса мороз по коже. — Я скуча-а-аю. Подойди-и-и.
Присмотрелась к Айлиру. Тёмные круги вокруг воспалённых, по-прежнему пугающе блестящих глаз. И лишь иногда мелькает что-то там, что пугает сильнее безумных завываний. Будто крохи разума, направленные лишь на одно — убийство и утоление голода.
И всё же мне отчаянно, до истеричного крика хотелось верить, что в этом существе ещё осталось что-то от мужчины, который признавался мне в любви и обнимал так трепетно, что от нежности сердце щемило. В конце концов, он говорит. Он помнит моё имя. Всё это заставило меня совершить роковую ошибку.
— Айлир, — всхлипнула, подходя к решётке.
Я даже испугаться не успела, когда, ухватив за руку, эр рванул меня на себя. От удара лбом о металлические прутья цветные круги вспыхнули перед глазами. А в следующий миг в мой мир ворвалась боль.
Айлир с рычанием, словно дикий зверь, впился зубами в моё запястье. Кровь бежала по его подбородку в то время, как мужчина в экстазе поглощал эту жидкость, пытаясь вгрызться глубже в мою плоть.
Попробовала вырваться, но куда там! Хватка у хвостатого была что надо, да и физические силы разнились. Наверное, мне помогло дикое отчаяние, овладевшее мою в те мгновения, но я смогла извернуться и левой рукой достать парализатор, болтающийся на поясе сзади, с правой стороны. Прицелилась, и, слава звёздам, минимальное расстояние позволило мне не промахнуться. Айлир дёрнулся, на миг застыл и рухнул, как подкошенный, на пол, лишившись чувств. Мне тоже досталось немного, так как сознание было мутным, в глазах двоилось, а всё тело было каким-то одеревеневшим.
Отползла в дальний угол, прижала изувеченную руку в животу, чувствуя, как стремительно намокает ткань от крови. А после отключилась. Ухнула в темноту, где нет ничего, в том числе и ужасов реальности.
***
— Ева! — слышался до боли знакомый голос. — Ева!
Мне чудились нотки страха в голосе Айлира, но разум был беспощаден и твердил мне, что я сама выдумываю то, чего нет. Я уже позволила себе глупость, пошла на поводу несбыточных надежд, результат — горящая огнём рука. Не будь между нами решётки, я бы гарантированно была мертва. Обезумевший хвостатый просто растерзал бы меня, а если бы не парализатор, я бы вполне могла лишиться руки.
— Ева! — снова
