Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
новые предметы лучше, просто… другие. И я другой тоже. Людям со мной тяжело, но и мне с ними непросто.
Был один день из начальной школы, когда – оглядываясь назад – кое-что о травмах я все-таки осознал. Класс разделили на группы. Наша взялась за создание действующего вулкана Сангай из Южной Америки. Огромного! Высота над уровнем моря – семнадцать тысяч триста сорок три фута[54]. Целых три кратера! Тогда я был не сильно смышленым, поэтому никак не мог сообразить, почему лава на макете не извергается. Так наш Сангай превратился в Фудзияму[55] – давно затихшую, но не спящую гору Фудзи.
В нежизни я попытался объяснить мальчишкам, что сильно хотел бы стать спящим вулканом, и этим заявлением, похоже, всех напугал. Глаза у них сделалась огромные. Возможно, конечно, они переели острых крылышек, припрятанных Баззом, и началось несварение… Не знаю. Но я всего лишь хотел донести им всем мысль: оставьте меня в покое.
Я сам себе Галактика, как и все вокруг. Чем сильнее на нас действует гравитация, тем больше звезд рождается внутри. Закручиваемся, образуя множество рукавов. Другие, в форме плоского диска, будто сломаны и на такие причуды Вселенной неспособны. И потенциал у нас, подобно электрическому, у каждого тоже свой. Переделывать равняется вмешиваться в установленный порядок вещей, то есть приводить к энтропии.
Раздается скрип, обрушивающийся на меня, точно приступ паники. Как когда опаздываешь на занятие на одиннадцать минут или забываешь дома черничный йогурт и вынужден брать в школе пудинг со вкусом банана. Он подозрительный плод: с виду фрукт, а на деле – ягода. Ему доверять нельзя. Если в мультфильмах лежит кожура, то кто-то непременно набьет шишку. Хуже только оливки. И зачем я про них вспомнил…
От оливок меня отвлекает Кензи, который облокачивается на крыльцо моего дома.
– Кого ждем?
Базз прижимается плечом к косяку рядом, нарушая мое личное пространство, и усмехается:
– Пришествия индуса.
– Иисуса, – исправляю я.
– Да я так и сказал, умник! – задирает нос Базз.
– Нет.
Со стороны шоссе к городу плывут грозовые тучи. И молнии, словно декартова система координат, рассекает небосвод. Скоро циклон поглотит свет звезд, погрузив город во мрак.
Надо торопиться.
Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и спускаюсь по ступенькам. Мальчишки идут следом, шурша по траве кедами. Базз нагоняет первым:
– Ты куда это, умник?
– Изменил стратегию своего поведения из-за новых переменных. Заберу инструменты из гаража – и можем возвращаться.
– Погоди, – нагоняет Кензи. – А… кровь?
– Мне она не нужна.
Базз преграждает мне путь, и я вынужден остановиться перед выросшим препятствием.
– Ч-что ты сказал?
– Мне она не нужна.
– Да нет же… – Он почесывает затылок. – И давно?
– Вот уже один, два, три, пять, восемь, тринадцать, двадцать один…
Кензи размахивает руками:
– Постой-постой, не тараторь.
И я замедляю темп речи:
– …тридцать четыре, пятьдесят пять дней не пил кровь[56].
Оба смотрят на меня так, словно я нарушил законы гравитации.
– Но… – Кензи бросает взгляд на Базза. – Но ты не рассказывал.
– Не посчитал эту информацию влияющей на однородность системы наших отношений.
Базз хмурится, и кожа с татуировкой над бровью немного морщится.
– Чё?
– То есть, – Кензи прикусывает губу, как делал в детстве, – тебя в нежизни ничего не держит? И ты… уйдешь за билборд?
Поднимается ветер. Он подхватывает мою кепку с Риком и Морти, унося прочь, и мы все молчаливо за этим наблюдаем. Кепка пролетает над выставленными баками и исчезает в пурпурном тумане.
Я приглаживаю волосы, ощущая себя голым.
– Входных данных для ответа недостаточно. Мне… мне надо закончить дела.
Базз упирает руки в бока, становясь еще крупнее, подобно птеродактилю, раскрывшему крылья перед взлетом.
– И какие же, мистер Си-Три-Пи-О?
– Дурацкие, вероятно. – Подбородок Кензи подрагивает, а глаза поблескивают в свете фонарей. Он сжимает кулаки и кричит: – Дурацкие дела!
Базз пытается поймать его за рукав, но Кензи уходит, бросив напоследок:
– Жду у велосипедов. И побыстрее, а то Грейнджер свалить от нас не успеет.
Базз водит кроссовком по газону, очерчивая дугу.
– Ну дела, умник.
– Он так сильно боится грозы? – делаю я самый логичный вывод из возможных.
– Разве вы с ним не друзья?
Здесь расчеты мне не требуются, поэтому я отвечаю социально одобряемо:
– Да.
– Тогда чего не рассказал ему о скором уходе? – Базз подбрасывает фонарик и ловит, а я сосредоточенно рассматриваю дверь гаража. – Друзьям, знаешь ли, свойственно скучать, если один из них… исчезает. Понимаешь?
Кто-то, в ярдах пятидесяти, выкидывает мусор, но я слышу это так, будто все происходит совсем рядом. Шелест пакета и стук крышки оглушает, но затем исчезает. Я хватаюсь за заусенец на пальце и тяну за него. Больно.
– Привязанность – эволюционный механизм. Программа, созданная для воспроизведения потомства.
Губы Базза превращаются в прямую линию, но ямочка на правой щеке не появляется.
– Послушай, вот кепка твоя улетела. Ты ее постоянно носил, а в последнее время совсем не снимал. Хотел бы, чтобы она… Ну, всегда с тобой была?
Я смотрю в темноту, где скрылся головной убор.
– Наверное. Волосы в ней не топорщились.
– И тебе из-за этого грустно? Из-за потери.
– Грусть – понятие…
– Да-да, знаю.
Кажется, Базз становится раздражительнее.
Магнитные бури? Или тоже грозы боится?
– …понятие относительное, – заканчиваю я свое предложение. – Но я бы испытывал дискомфорт, если бы пришлось возвращаться за кепкой в дом. В прошлый раз меня поджидал там лавандер.
– Ладно, умник, – похлопывает воздух у моего плеча Базз. – Пошли за твоими хреновинами в гараж.
– А Кензи?
– За него не переживай. И за его гамастаз тоже.
– Гомеостаз. Постоянство.
– Я так и ска… – Он отмахивается от меня и пинает траву. – Да неважно.
В гараже из навесного шкафа я достаю коробку. Забираю оттуда старый удлинитель, изоленту, резисторы. На изучение снятых рамок с фотографиями из коридора трачу меньше минуты. В металлическом ящике беру запасной паяльник, канцелярский нож, батарейки и еще по мелочам.
Базз постоянно переспрашивает: «Эту штуку надо? А вот эту? Смотри какая!» И протягивает то одно, то другое. Клацает плоскогубцами перед моим носом или изображает из себя лесника с бензопилой, которого я почему-то должен бояться. С чего бы это? Вот дереву стоило бы побеспокоиться.
До границы города мы возвращаемся под звуки грома. Уиджи и Ромео, нагнав нас, молчат тоже. В мотеле Кензи отдает мне перепачканную кепку и уходит в свою комнату – весь наэлектризованный и ершистый, – громко хлопнув дверью. А я ощущаю во рту привкус оливок.
До восхода солнца я вожусь в магазинчике при заправке. Марлин наматывает круги по аквариуму, выпрашивая корм, а фильтр успокаивающе булькает. На импровизированном рабочем месте, где раньше стояла касса, разложены мои инструменты. У металлической сетки, где когда-то висели жвачки и шоколадки, стоит осциллограф, подключенный к хлипкой розетке. Монитор показывает волновые колебания ультразвука, и прибор издает монотонный писк.
Для своего эксперимента я перепробовал разные схемы. И все они оказались неудачными. Если сначала процесс приносил удовольствие, то сейчас, стоит воспроизвести в сознании электросхему из цепей питания, у меня урчит в животе, словно я съел целую гору оливок.
Ультразвуковые микрофоны лежат в запечатанной упаковке. Опытным путем выяснилось: они отрицательно реагируют на статику, поэтому пайка с заземлением пошла не по плану – и несколько из них пришли в негодность.
Холодильник с напитками дребезжит у стены. Мы с Марлином осуждающе на него смотрим. По крайней мере, я точно. Над моим столом горит энергосберегающая лампочка. В полутьме в стекле холодильника отражаются колебания осциллографа, а полки внутри забиты всевозможными лимонадами с таким уровнем сахара, что в прошлой жизни я бы сразу лег в гроб.
Хотя я и тогда не особо увлекался сладкими напитками и вредной едой. Предпочитал в забегаловке вместо картошки фри заказать сельдерей с соусом блю-чиз и плевать хотел на насмешки в сторону моих «дедовских вкусов». Влиял ли диабет на мой выбор еды? Не могу сказать наверняка. Зависимость от инсулина и ограничения вынуждают становиться ответственным. А для окружающих ответственность часто равняется скуке.
Я зеваю во весь рот и потираю уставшие от долгой работы глаза. Между делом заходит Базз и приносит макароны с сыром. Съедаю их на автомате, забыв отнести тарелку в мойку сразу, чтобы та не засохла. Утро делает всех мертвых мальчишек сонливыми, а меня – еще и забывчивым. Рассвет отбирает у нас силы.
Когда солнечные лучи дотягиваются от окон до кассовой зоны, я выключаю свет и решаю немного поспать. Самую малость. Укладываюсь на рюкзаки в углу, натянув до подбородка кожаную куртку
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
