своем доме. Лежали теперь они по хатам целыми семьями, в своих домовинах.
Невольно я задумалась, как же, должно быть, исковеркало домовых да прочих прилюдных духов, кому не оставить было свое место, не сбежать. Вот уж полны окрестные леса теперь дикой нечистью, кидающейся на любую живность. Долго эту погань выводить придется, не одному ведуну работы вдосталь. Но то потом – сначала надо моровую дрянь искоренять, лихоманок прочь гнать. Коль собрались они таким кублом, то сами никак не уймутся.
Я пробиралась через заросли травы, мне доселе неведомой, колючей, так и норовящей ухватить за платье. Вот уже впереди показались столбы пращуров. Здесь они почти изгнили. Часть «дедов» повалились и теперь медленно и обреченно утопали в земле и траве.
Памятуя о том, что мор любит темноту, я собралась было двигаться к погребам или найти заброшенный ледник, как вдруг…
С детства привычный резкий укол внутри.
Чутье!
Где-то рядом была нечисть!
Это тем более остро ощущалось теперь, потому как последние пару дней я совершенно не чувствовала присутствия и волшбы Небыли. И сейчас мое чутье буквально взорвалось.
Первая мысль была страшная и опаляющая: неужто лихоманки? Чем им тут живиться? Или просто владения обходят, любуются плодами трудов своих?
Рука сама уже нащупывала в котомке сухой пучок травы. Наговорить, сделать защитный огонь. Жаль, не было под рукой никакой тряпицы – лицо обмотать. Не доставало еще заразу какую подхватить от моровых девок.
Держа наготове ладонь с сушняком, я медленно двинулась вперед от площади. Туда, откуда шел след нечисти.
Я быстро успокоилась: отклик Небыли еле заметный, слабый. Не походило это на сытых от мора всей округи лихоманок или голодного ырки. Те бы разили от самых полей. И теперь мной двигало любопытство: что ж за нечисть тут умудрилась затеряться?
Завернув за корявый овин, я протолкалась через остовы гнилых бочек, грудой сваленных у стены. Больно стукнулась коленом о скамью, притаившуюся под бурьяном, и шагнула к темному входу в амбар.
Движение я уловила краем глаза, каким-то нутром, и в последний момент отстранилась всем телом. А спустя миг мимо меня пролетело нечто. Врезалось в скат «журавля» у колодца, брызнуло глиняными черепками.
Горшок.
Кто-то в меня запустил горшок!
Не успела я удивиться, как из темноты сеновала раздался бесистый, но при этом тонюсенький голосок. Как бы это странно ни звучало, но именно так и было. Будто принадлежал он суровому бывалому воину, но очень маленького роста.
– Что, еще хочешь? Вылазь, гадина, у меня на всех хватит удали!
Решив не рисковать, я крикнула из-за угла, стараясь придать голосу наиболее дружелюбные нотки:
– Гой еси, хозяин амбарный! Не гневись, воин, и прости меня за дерзость, что явилась без приглашения. Ведунка я из Гавран-града, князем присланная. Беду вашу обороть.
Внутри амбара повисла тишина. Нечисть (а по следу Небыли я понимала, что там пряталась именно она) явно была в сомнениях. А потому я решила рискнуть и шагнула в проем. Показать себя, очелье ведунское.
С минуту я так и стояла на границе между сумерками и темнотой, ожидая решения небыльника. Или нового горшка по лбу.
– Ведунка… – послышалась из глубины горькая насмешка. – Был тут уже один.
Я несколько удивилась. Не говорил Межемир, что предо мной слал кого-то. Схитрил?
Между тем нечисть явно передумала бросаться утварью, и теперь где-то во мраке раздавалось кряхтенье, грохот и топот. А спустя миг на пороге объявился маленький мужичок. Хоть и был он не больше локтя ростом, но вид имел суровый. Жилистое тело его покрывало множество застарелых шрамов, сухое угловатое лицо было будто рублено из камня. Ратные штаны держались на пузе боевым поясом, смастеренным из монеток-рублянок. На голове красовалась башка здоровенной крысы, служившая ему шлемом, а меховая шкура спадала за спину, как плащ. В руках мужичок сжимал обломок древнего меча, и ему он служил двуручным кладенцом.
Вот уж кого не ожидала повстречать.
Хлевник-крысолов.
Мелкая домовая нечисть, охранитель амбаров и припасов.
Мужичок закинул меч на плечо и, нахмурившись, посмотрел на меня исподлобья. Видно было, что он сильно измотан. Глазки его нездорово блестели.
Решив соблюдать обрядовость и расположить к себе небыльника, я медленно полезла в суму и выудила оттуда кусок пряника.
Протянула хлевнику, поклонилась.
– Прими угощение, батюшка.
Мужичок лишь долю секунды мялся. Вид пряника зажег в его взоре хищный огонь. Я и заметить не успела, а лакомство уже перекочевало в руку хлевника, и теперь он жадно чавкал, брызжа слюной.
Я не торопила. Этот маленький воин, коль не сбежал до сих пор, мог рассказать мне много интересного.
Утолив первый голод, мужичок утер узловатой рукой рот и пробурчал:
– Хорошо утощеньице. Может, и испить что будет?
Я усмехнулась. Полезла в котомку-спасительницу. Всякое люблю брать с собой загодя. Никогда не знаешь, что пригодится в моем ремесле. На свет появилась маленькая долбленка. Мой запас-припас на темный день. Вода-живица. Нелегко достается она ведунам, да только часто польза от нее тем, кто не ленится припас такой делать. Вот и сейчас вместо простой воды родниковой (припасенной, конечно, – из местных колодцев даже врагу бы не дала) протянула я небыльнику сей отвар. Вода та полезная: и сил придаст, и разум прояснит…
И мне правду в охотку расскажет хлевник, без утайки.
Напившись, мужичок крякнул, поблагодарил и, явно впервые за много дней расслабившись, затараторил. Не забывая, впрочем, порой покусывать пряник.
– Да что и говорить, дочка. Началась беда давно, пошло от селений, что еще дальше по дороге, к лесам чужим. Да и докатилось до нас. Поначалу думали, хворь какая, мало ли. Бывает, со всеми случается. Но начали люди чахнуть, урожай стал гибнуть, вода в колодцах да реках мертвячиной засмердела. А там уж поняли, что беда. По ночам бродили по дворам лихоманки. Люди-то их не видят, а вот мы отлично рассмотреть можем. Те поначалу робко, боязливо, все по углам темным да по стеночкам. Мы, домовые, их сперва гоняли для острастки. Да толку. Они все смелее становились, с каждым днем их больше было. Я уж и не упомню, когда такое было. Стали они в дома забираться. От них же ни запор, ни засов не поможет. Глядишь порой – спят хозяева на печи да по лавкам, а рядом с ними стоят лихоманки незримые, смотрят жадно, ждут. Оглянуться не успели – пошел мор. Люди, кто еще живы и могли бежать, те бежали – кто в леса, кто к родне в соседние селения. А за ними уж и небыль потянулась. Вымерла почти деревня.
– А
