Я тоже по тебе скучаю. И в эти выходные буду скучать еще сильнее.
Мы переписываемся всю дорогу домой, и мне кажется, будто я превратилась в розовое пушистое облачко. Я говорю, что Крикету пора садиться за домашнюю работу, а он протестует в нескольких сообщениях, и от этого я чувствую себя еще счастливее. В течение ночи телефон звякает несколько раз – Крикет жалуется на мерзких друзей своего соседа Дастина, на то, что умирает от голода и неспособен перечитывать собственные конспекты. Я заваливаю его эсэмэсками о том, что Нора пакует коробки, о сезонном пироге Энди с Клементинами[35] и о том, что случайно забыла учебник по математике в шкафчике.
Рано утром я тихонько спускаюсь по лестнице и застаю родителей врасплох. Они все еще завтракают.
Энди смотрит на календарь:
– Я думал, у тебя дежурство только в четыре часа.
– Я хотела заехать в Беркли. На несколько часов перед работой.
Родители хмуро переглядываются, когда в комнату заходит Нора:
– О, ради всего святого, отпустите ее. Она ведь все равно поедет.
Они разрешают при условии четырех проверочных телефонных звонков, но я все равно счастлива и на все согласна. Я уже выхожу из двери, как вдруг меня осеняет, что надо забрать кое-что маленькое, припрятанное в ящике комода. Я кладу это в сумочку.
Я останавливаюсь возле «Нью Сеул Гардена», и Линдси вручает мне огромный пакет с бутербродами, способный заполнить оба поезда, идущих до Беркли, своим ароматом. Упс! В этот раз я решаю быть храброй и позвонить Крикету сразу, как доберусь до ворот общежития, но на подходе оказывается, что из дверей кто-то выходит и звонить нет необходимости. С той же легкостью я миную живописный внутренний дворик и следующие двери.
И вот я стою возле его двери.
Я поднимаю руку, чтобы постучать, и слышу с той стороны женский смех. Рука дрожит, но я все же стучу. Неужели это Джессика? Опять?
Дверь открывается, и… меня встречает Анна.
– Привет, космическая пастушка! – Она уже заметила мое серебристое платье с бахромой и красные ковбойские сапоги.
На один кошмарный миг мной овладевают нехорошие предчувствия, и тут дверь открывается шире, и я вижу Сент-Клэра. Они с Крикетом сидят на краю его кровати. И в тот момент, когда Крикет Белл замечает меня, в комнате как будто становится светлее.
На душе тоже становится светло.
– Привет! – Крикет вскакивает с кровати и еще раз повторяет: – Привет!
– Я переживала, что у тебя сегодня не будет времени на ланч. – Я протягиваю ему пакет с бутербродами и вдруг замечаю на полу коробки с китайской едой. – Ох!
Анна улыбается своей знаменитой улыбкой:
– Не расстраивайся. То, что ты принесла, он тоже съест.
– Желудок у него такой же гигантский, как и он сам, – поддакивает ей Сент-Клэр.
– Зато твой малюпусенький, – усмехается Анна.
Сент-Клэр скидывает ее ноги с кровати на пол, но Анна тут же кладет их обратно. Они словно щенки.
Крикет взмахивает обеими руками, приглашая меня войти:
– Сюда, пожалуйста. Проходи, садись.
Я оглядываюсь по сторонам. Каждая свободная поверхность чем-нибудь заполнена.
– Уф, подожди, – просит Крикет. – Вся его кровать завалена школьными газетами. Однако он легко сгребает их в сторону. – Сюда. Садись сюда.
– Нам пора идти, – говорит Анна. – Мы ведь заходили только покормить Крикета и расспросить его про Олимпийские игры. Ты в курсе, что в этом году они проходят во Франции? – Она вздыхает. – Я до смерти хочу туда поехать.
Ее бойфренд закусывает ноготь.
– А я пытаюсь убедить ее, что, если Каллиопа войдет в сборную, мы должны посчитать это знаком судьбы и съездить в отпуск.
Я улыбаюсь Анне:
– Счастливая.
Сент-Клэр поворачивается к Крикету и обвиняюще тычет в него пальцем:
– Я рассчитываю, что ты убедишь сестру выиграть национальный чемпионат в следующие выходные, ладно?
Мое сердце заходится от ревности. Следующие выходные! Очередной уик-энд без Крикета.
