санки зачем?
– Катафалк.
Солнце почти зашло.
3
Я закрывала глаза, проходили часы, открывала, проходили минуты. Самое актуальное искусство – рисунок на обоях. Его можно долго рассматривать, следить за каждой капелькой типографской краски, которая не попала в трафарет. А потом опять закрыть глаза и долго-долго их не открывать. Сквозь дрему услышала звонок в дверь, бормотание и мамин голос: «Четыре дня с постели не вставала…» И закрыла глаза. Только кто-то начал меня тормошить. Открыла глаза – Бранд и Ангел. У меня в квартире? Галлюцинация. Закрыла глаза. Бранд начал меня бить по щекам.
– Очнись, тебе говорят! Ты чего такого нажралась?
– Ничего. Просто сплю.
– Нет уж, очнись. Хочешь еще?
– Не-не-не-не, спасибо, – я потерла щеку.
– Одевайся.
– Что?
– Одевайся.
– Зачем?
– На концерт идем, Ангел пригласил.
– Не хочу, оставьте меня в покое.
– Нет, мать, вставай.
– Ну пожалуйста…
– Ничего слышать не хочу. Ангел, давай одевать ее. Как маму зовут?
– Светлана Петровна.
– Светлана Петровна, у вас кофе есть? – крикнул Бранд.
– Да конечно, мальчики.
Ни фига себе, какой наглый. Бранд скрылся на кухне. Ангел открыл шкаф.
– Ну что ты там копаешься?
– Ищу штаны.
– Их там нет, они на кресле вон лежат.
– Точно.
Ангел схватил меня за плечо и посадил на диван, я тут же завалилась обратно.
– Сейчас Бранда позову, опять начнет по морде бить.
– Не надо.
Я села. Ангел встал передо мной на колени и начал натягивать джинсы.
– Рубашку сама или мне тоже?
– Ладно, сама.
Тут вернулся Бранд.
– На, самый крепкий, который только смог сварганить.
На дне чашки плескалась горькая жижа. Я поперхнулась.
– Ничего, ничего. Поехали.
– Куда?
– На Пушку.
– А где концерт-то?
– Помнишь, в прошлом году никологорского мажора? Он на «жигулях» к нам приезжал. Вот у него в квартире концерт будет. Гребенщикова. Ангела пригласили, а он нас. А теперь вставай, пошли. Кроссовки сама завяжешь? Поехали.
На прощание оба чуть ли не раскланялись с моей мамой. Мы ехали в центр, где я была, кажется, в прошлой жизни. Бранд посмотрел мне в глаза, потом посчитал пульс.
– Ничего, оклемаешься.
А потом мы шли переулками, через сад «Эрмитаж» до Каретного.
– Сюда, – Ангел втолкнул меня в подъезд.
В квартире от сигаретного дыма топор можно было вешать. Тут же подбежала суетливая девушка и тихо спросила:
– От кого?
– Сам приглашал, – так же шепотом ответил Ангел.
Девушка обернулась и крикнула куда-то в коридор:
– Липа, это твои?
Из-за двери выглянул лысый бородатый Липа.
– А, Ангел, привет. Да, мои, все в порядке. Проходите, правда, там диван уже занят.
– Ну ладно, на полу посидим.
Мы прошли в комнату, в которой было битком народу. Ангел протиснулся в угол, мы за ним.
– Садись ко мне на колени, – прошептал Ангел.
Я села.
– Смотри, не шутит, – сказал он.
Бранд пожал плечами. Кругом шептались.
– Давно бы пора уже…
– Он всегда опаздывает…
– Прикинь, вчера фендер привезли и примочку.
– Да ты что?!
– Ага, родную.
– Нет, у него специализация такая, что он невыездной.
– Не скажи, не скажи. У меня одна знакомая питерская набоковедка поехала в Бонн в этом году по академическому обмену. Так что ты его пни насчет английского.
– Это кто вообще? – спросил я Ангела.
– Я их всех в первый раз вижу, – ответил он.
– В туалет хочется.
– Пойдем, покажу.
Мы пошли в туалет. Проходя мимо кухни, я увидела его. Он сидел и говорил по-английски с женщиной, у которой волосы были покрашены в белый и черный.
– Кто это?
– Джоанна. Ты хотела в сортир? Вот и иди. Не создавай препятствий.
Потом мы вернулись в комнату, люди уже шипели:
– Ну сколько можно? Пора начинать. Давно сидим. Неужели так сложно из кухни перейти в комнату?
Наконец он пришел. Надел хомут для губной гармошки, настроил двенадцатиструнную гитару, посмотрел на всех и улыбнулся.
– Знаменитая улыбка Будды, – шепнула я Бранду.
– Дура. Он же слепой как крот, не видит ни черта.
Мы захлопали, он запел. О рыбах в океане, о судьбах инженеров и дворников, о моей звезде, стрелах и ветрах, о поезде в огне. Он пел утешительно, горе мое прикрыло глаза. Я слышала знакомые слова, которые сначала вдохновляли меня, а потом я с ними спорила. А теперь больше можно было не спорить, только слушать, смотреть на него, радоваться, что он там же, где и я. Что мы ближе, чем на одной планете – в одной комнате. Да и надо ли мне это? Может, просто быть на одной планете и слушать его слова достаточно? Зачем я когда-то хотела увидеть его? Мы живем в одном мире, и спасибо, и хватит. Слишком много ненужных желаний, он прав…
– Теперь я свободна для созерцания, – сказала я Бранду после концерта. – Но все равно спасибо, без этого сейшна я бы еще долго этого не понимала.
– То есть ты, мать, теперь тоже буддистка? – Усмехнулся.
– Наверное. Хотя не все привязанности удается изжить.
– Например?
– Например, в школу придется пилить. Так или иначе, но забирать аттестат надо. Ох, как неохота. Самая мерзкая необходимость последнего времени…
Ангел и Бранд переглянулись.
– Чего?
– С нами пойдешь, а мы уж как-нибудь придумаем, что сделать, чтобы ты не прикоснулась к мерзости.
Я обняла Ангела.
– Спасибо!
– Всегда пожалуйста, заходите еще…
4
Нинка меня все-таки вызвонила и настояла на встрече. Шел дождь, мы брели по Чистым прудам, говорить особо никому не хотелось. Слишком уж тяжело все было.
– Давай в «Джалтаранге» посидим? Теперь это будет твоя штатная кофейня. Сто метров от новой школы. Там еще терраса отличная.
На баре нам выдали по чашке кофе. Я первый раз пила такой жидковатый, с очень сильным привкусом гвоздики кофе.
– Вкусно?
– Не знаю.
От дождя пруд покрылся рябью, лебеди по-сиротски прибились к дальнему берегу.
– Интересно, они всегда здесь или на зиму их забирают куда-то?
– Черт их знает. Слушай, меня Володарский очень просил с тобой встретиться.
– Я понимаю.
– Он очень раскаивается, просит прощения, спрашивает, неужели ты его никогда не простишь?
Я закурила.
– Нин, а ты простила бы?
– Не знаю… Нет, наверное…
– Вот и я нет. Да хоть бы он вообще не брался за это дело!
– Да, я тебя понимаю… Ну ладно, моя совесть чиста, я сделала все, что смогла.
– Конечно.
– Как Коля и Володя?
Нина отвернулась. Дождик шуршал, на веранду заливалась вода.
– Ты чего?
В глазах у Нины стояли слезы.
– Колю выписали, ушел в академ. Мать увезла его в санаторий.
– А что будет дальше?
– Я не знаю, что будет дальше.
– А Володя?
– Володю не подпускают к телефону. Тамара Михайловна в больницу не легла, хотя Володарский даже предлагал ей найти место в клинике неврозов по знакомству. Никуда она
