доктор, я видел.
— Я служу мессиру Рене де Виллару, губернатору Прованса. Сначала ты ограбил его рыцаря, а потом ты привел меня к священнику, который вез краденое золото.
Мятый стоял у коновязи, привязанный за связанные впереди руки. Его охранял один солдат.
— Спаси меня, — негромко попросил его Терцо.
— По кой-черт? — презрительно ответил Мятый.
— Сто дукатов.
— Врешь.
— Тысяча.
— Когда?
— Сейчас.
Мальваузен точно знал, что у Терцо не может быть тысячи дукатов. Даже в золоте это был бы довольно увесистый кошелек, тяжелее меча. За неделю, проведенную вместе, он не видел у Терцо такого кошелька. Хотя пару раз видел, как Терцо менял дукаты на серебро.
— Врет, — сказал Мальваузен, — У него нет ста дукатов.
— Предатель! — крикнул Терцо.
Поскольку он не сопротивлялся, солдаты его и не держали, и не связали. Солдаты в принципе и не должны уметь задерживать и связывать людей. Они же не стражники, не тюремщики и не грабители. Убивать — другое дело.
Терцо бросился на шею Мальваузену, обнял его и шепнул:
— Тысяча дукатов тебе одному. Только отпусти
Мальваузен жестом остановил солдат.
— Они в телеге? — шепотом спросил он.
С чего бы якобы простой возчик так упорно искал эту телегу? И у него не было ста дукатов, а теперь он уверен, что есть. И он даже уверен, что тысяча есть, а то бы не предлагал.
— Да, — шепнул Терцо.
— Погоди-ка, — Мальваузен отстранил его и задумался.
Теперь перед Мальваузеном встал сложный выбор. Губернатор Прованса платил довольно щедро, хотя и серебром. И другие подработки случались. Тысячу дукатов он бы заработал лет за пять-шесть. Но «заработал бы» и «отложил бы в звонкой монете» не синонимы. На заработанное еще жить надо.
Вассальная клятва его не связывала. Он пусть умный и ученый, но простолюдин. Соответственно, и про дружеские отношения говорить не приходилось. Губернатор смотрел на него как на полезное животное. Где-то между псом и конем. Честные трудовые отношения не будут нарушены. Он выполнил работу. Проследил золото. Де Виллар вчера щедро рассчитался. Сегодня арестовал Тодта. Господин тем более не должен быть недоволен.
Можно просто взять золото и пойти своей дорогой. Или даже вернуться в Турин. Сказать, что возчик сбежал. Священник существенно более важная фигура. Но что сказать солдатам? И этот мужик с вмятиной на лбу тоже свидетель. И какие-нибудь местные что-то видели.
Можно отправить всех в Турин, а самому остаться с телегой. Найти тайник. Тысяча дукатов не горошина. Если знать, что они где-то в телеге есть, можно ее хоть на куски разобрать, но найти. Де Виллар наверняка сегодня будет пить с рыцарями, а про допрос Тодта и про палача вспомнит не раньше завтра середины дня. Полдня форы начиная отсюда. К завтрашнему вечеру можно быть уже в Асти. Там купить лошадь получше и гнать, гнать, гнать, меняя коней, до Генуи. А там на любой корабль, идущий в Пизу или Рим, за пределы власти короля Франциска. Дальше Генуи точно искать не будут.
— Свяжите этого засранца и заткните ему пасть, — сказал Мальваузен вытягивая из ножен кинжал.
Солдаты схватили Терцо. Тот задергался, заорал. Мальваузен ударил его навершием в висок точным наработанным ударом.
— Забирайте его и везите в тюрьму к священнику. Я задержусь немного.
— Но уже закат, а сейчас новолуние, — засомневался старший из солдат, — Надо ночевать здесь.
— А этого куда? — спросил третий солдат, который все это время стоял, облокотившись на коновязь и краем глаза поглядывал на Мятого.
«Вот черт. Какой был хороший план. Только я не учел, что они не поедут по темноте», — подумал Мальваузен. И деваться-то некуда, сейчас правда совсем стемнеет, а луны на небе нет. Зачем, интересно, этот мужик вступился за священника? Зачем он после этого напросился в погоню за Терцо?
На первый вопрос ответ понятен. Еще швейцарцы в Монце говорили, что с Тодтом был мужик со вмятиной на лбу. Это подельник Тодта. И Терцо его знает. А вот на второй вопрос ответа нет. Зачем ему ехать за Терцо? Не собирался ли он сбежать? Нас четверо, их двое. Все больше шансов, чем против рыцаря, сержанта и солдат.
Ладно. Ночуем здесь, утром пусть они едут в Турин, а я задержусь с телегой. Но их трое, а этих двое. Тоже плохо. Значит, надо ночью выпотрошить телегу, пленных связать как колбасы, и отправить солдат в Турин с телегой. Еще какого-нибудь местного нанять телегой править. Чем медленнее они доползут, тем больше у меня фора.
Но надо, чтобы ночью ничего не случилось. Не дать ли пленным снотворного? Мальваузен вспомнил про свой докторский сундучок, с которым не расставался. И этому Терцо можно дать побольше, чтобы сдох. Все, кто в тот день был у Абрама, заслужили самой мучительной смерти. Ему еще повезет, что умрет во сне, не попробовав пыток. А мужик с помятым лбом как раз сойдет для палача, чтобы подтвердить показания священника.
— Мэтр как вас там? — напомнил старший из солдат.
— Да, — сказал Мальваузен, — Ночуем здесь и утром в путь.
Солдаты облегченно выдохнули.
— Арестантам я дам снотворного, чтобы не шалили.
— Ага, — идея солдатам понравилась.
Мальваузен подошел к своей лошади, отвязал сундучок и поставил его на крыльцо. Солдаты следили за ним.
Мятый резко дернул ногой. Ударил коленом себе в плечо.
— Эй! — стоявший рядом с ним солдат обернулся и вытянул меч до середины.
— Молчу-молчу, — Мятый сгорбился и ссутулился, чуть не упершись лбом в перекладину.
— То-то же.
— Повернись, открой рот, — Мальваузен подошел с пузырьком.
— У-у, — Мятый отвернулся и сжал зубы.
Солдат подошел к нему и жестко схватил за плечо.
Мятый воткнул нож ему в живот. Тот самый нож, который лежал в ботинке еще с Монцы. Тонкий, острый, без гарды и с тонкой рукоятью. Тык-тык-тык.
Мальваузен потерял драгоценные мгновения, пока понял, что произошло. Если связанный рыпается, то пусть солдаты его приведут в чувство. Мятый повернулся к нему, и Мальваузен потерял еще немного времени, пока выпустил из рук пузырек и схватился за меч.
Если кому кажется, что можно просто выпустить ценную вещь и схватиться за оружие, то вопрос решается хронометром. Всегда уйдет время на то, чтобы освободить руку. Немного, но счет даже не на секунды.
Сколько времени нужно, чтобы вытащить из
